Принц шутов
Шрифт:
Я оглядел своего коня, похлопал его по шее, почувствовал мясо на костях. Ничего такая кляча. Снорри застыл рядом со своей лошадью, словно боялся, что она его укусит.
— Благодарю, — сказал я и вскочил в седло. Двадцать золотых — сходная цена. Чуть завышенная, но, с учетом обстоятельств, не смертельно. В седле я чувствовал себя лучше. Бог даровал нам лошадей, чтобы мы могли быстрее убегать.
— Лучше поторопитесь — вы в центре бури, юный принц, в этом нет сомнения. — Тэпрут кивнул, словно это я говорил, а он соглашался. — В этом много кто замешан, много кто приложил руку. Серая рука за тобой, черная — у
— Гм.
Казалось, на этот поток бреда можно ответить только так. Теперь я знал, кто обучил цирковую предсказательницу.
Тэпрут кивнул, признавая разумность моего суждения.
— Давайте расстанемся друзьями, принц Ялан. Кендеты правят Красной Маркой с незапамятных времен. — Он протянул тощую руку, и я быстро пожал ее, полагая, что ему тяжело так долго держать ее неподвижно. — Вот! — сказал он. — Мне было жаль, что ваша мать умерла, мой принц. — Я выпустил его руку. — Слишком молода. Слишком молода для клинка убийцы.
Я заморгал, кивнул и послал лошадь вперед по тропе.
— Давай, Снорри, это все равно что править лодкой.
— Сначала я немного пройдусь, — сказал он и зашагал, ведя конягу под уздцы.
Признаюсь, я покинул цирк не без сожаления. Мне нравились эти люди, сама атмосфера, и даже кочевой образ жизни не напрягал. Особенно танцовщицы. Я невольно улыбнулся. Было приятно знать, что даже такой информированный человек, как Тэпрут, чего-то не знает. Моя мать умерла от дизентерии. Я коснулся медальона сквозь рубашку. Портрет матери. Дизентерия. Внезапно мне стало неловко, улыбка исчезла с лица.
Мы выехали на главную дорогу и повернули в сторону, противоположную той, в которую двигались раньше, — это нам подсказал карлик-картежник. Мы оба молчали, покуда не добрались до кучи слоновьего дерьма, по которой впервые узнали, что цирк где-то рядом.
— Так ты не умеешь ездить на лошади?
— Ни разу не пробовал.
— И даже верхом не сидел?
Я ушам своим не верил.
— Зато съел их немало.
— Что толку-то?
— А это трудно? — спросил он, не прилагая, однако, ни малейших усилий выяснить это на практике.
— Полегче, чем прыгать на медведя… ну, мне так кажется. К счастью, я лучший наездник во всей Красной Марке и отличный педагог. — Я указал на стремя. — Ставь сюда ногу. Да не какую попало, другую. Теперь — в седло, и смотри не свались.
Обучение шло медленно, но, к чести Снорри, он таки не свалился. Я уже начал бояться, что норсиец продавит лошади бока своими мускулистыми ножищами, но в конце концов Снорри и его животина как-то договорились, изобразили натянутые улыбки и тронулись в путь.
К тому времени как солнце достигло зенита, я понял, что моему спутнику худо.
— Как рука?
— Болит, но не так сильно, как бедра, — пробурчал он.
— Может, если чуть ослабишь хватку и дашь бедной коняге дышать…
— Расскажи мне о Роне.
Я пожал плечами. Мы доберемся до границы разве что завтра вечером, и последнего километра с лихвой хватит, чтобы понять об этом месте все, что нужно. Хотя, кажется, Снорри просто хотелось отвлечься от болезненных ощущений.
— Да нечего там рассказывать. Жуткое место. Еда скверная, мужчины угрюмы и невежественны, женщины сплошь косоглазые. И все до единого воры. Пожал руку ронийцу — пересчитай пальцы.
— Но ты же там никогда не был, верно?
Он бросил взгляд назад и тут же дернулся в седле, восстанавливая равновесие.
— Ты вообще слушаешь, о чем я говорю? Что я там, по-твоему, забыл?
— Не понимаю. — Он снова рискнул обернуться. — Короли Роны основали Красную Марку, разве не так? Разве не ронийцы спасли вас от скорронского нашествия, причем два раза?
— Вот уж не думаю! — Теперь, когда он сказал об этом, я смутно вспомнил жаркие дни в Серой комнате с учителем Марклом. — Подозреваю, принц Красной Марки знает местную историю чуть получше, чем какой-то… хаульдр с промерзших склонов фьорда. — Признаться, я проспал большую часть уроков истории у Маркла, но уж такое точно не пропустил бы. — В любом случае там скверно.
Дабы сменить тему и потому, конечно, что при каждом воспоминании мое воображение населяло тени чудовищами, я ухватился за тему преследования.
— Когда я наткнулся на тебя, та трещина, что гналась за мной… Она же была порождена магией Молчаливой Сестры.
— Ты уже говорил. Заклятие, которое она наложила, чтобы перебить всех в этой вашей опере.
— Ну… оно и правда убило всех, но не думаю, что она прокляла то место именно с этой целью. Может, она не хотела уничтожать всех нас; может, у нее была своя цель, а мы просто оказались на дороге? Могло то, чего она хотела, преследовать нас до самого цирка?
Снорри поднял брови, нахмурился, потом покачал головой.
— Этот нерожденный сформировался недавно, из ребенка Дэйзи. Он не шел за нами сюда.
Уже хоть что-то.
— Но… это же не случилось ни с того ни с сего, верно? Ведь такое бывает крайне редко. Кто-то специально все устроил. Кто-то хочет убить нас.
— Ваша Красная Королева собирала истории про мертвых. Она знает, что Рагнарек пришел к нам, что близится последняя битва. Она строит планы против Мертвого Короля, и, возможно, он строит планы против нее. Мертвый Король, надо полагать, знает о нас, знает, что мы направляемся на север и тащим с собой магию ведьмы. Он наверняка знает, что мы идем к Суровым Льдам, где собираются его мертвяки. Должно быть, он хочет нас остановить.
Я, конечно, смог закрыть тему Роны, но Снорри не сказал мне ровно ничего успокаивающего. Я мысленно пережевывал все, что он рассказал, на протяжении следующих нескольких километров, и вкус этого был горек. Нас преследовали, я нутром чувствовал. То, что было в опере, шло за нами, и мы, убегая, неслись навстречу чему-то, что поставил у нас на пути Мертвый Король.
День спустя мы встретили первые образчики того типа жителей Роны, о котором я предупреждал Снорри. Караульный пост с гарнизоном из пяти ронийских вояк, притулившийся к немаленькому такому постоялому двору на границе. Караульный пост Красной Марки с четырьмя бойцами был с другой стороны заведения, и вояки обычно обедали вместе за противоположными сторонами стола, стоящего прямехонько на границе, в знак чего на столешнице была выбита ровная линия из блестящих гвоздей.