Принц со шрамом
Шрифт:
— Ты всегда недооценивал меня.
Он скалит зубы.
— Все в порядке, — машу я рукой, направляясь к шкафам, где я храню все инструменты, используемые для содержания хижины. — Я привык к этому. Мир недооценивает меня, и это будет их гибелью, так же как и твоей.
Я хватаю то, что мне нужно, прежде чем повернуться и медленными уверенными шагами направиться к нему. Его голова откидывается в сторону, а тело опускается, падая с того места, где он опирался на локти, обратно на пол.
—
Улыбаясь, я останавливаюсь, когда оказываюсь рядом с его головой, наклоняюсь и снова бью его, раздражение сжимает мою грудную клетку от того, что он думает, что может потерять сознание и не испытать ни йоты боли, которую я собираюсь ему причинить.
Его глаза открываются, и он снова пытается выпрямиться.
— На твоем месте я бы этого не делал, — я обхожу его тело и приседаю, чтобы нависнуть над его коленями, по одной ноге с каждой стороны его тела. — Ты знаешь, почему ты здесь со мной, Клавдий?
— Потому что ты безумен? — он поднимает голову и плюет мне под ноги. — Я барон Сульта и друг твоего брата. Ты не можешь сделать это и остаться безнаказанным, — выдавливает он.
— Оооо, — ухмыляюсь я. — Трясусь от страха.
— Ты не в себе! — кричит он.
— Они все так говорят, — моя улыбка спадает, и я поднимаю молот. — Но я также твой принц, и я делаю то, что хочу.
Я опускаю молот, и его громкий крик пронзает воздух, заглушая звук дробления коленной чашечки.
— Да, — я морщу нос, удовлетворение скапливается в основании позвоночника и вытекает наружу. — Держу пари, это больно.
Вздохнув, я начинаю водить острой кромкой обратной стороны молота по верхней части его неповрежденных костей.
— Ты здесь, потому что прикоснулся к тому, что тебе не предназначалось.
— Ты сумасшедший.
Подняв молот, я чешу им уголок своего лба.
— Говоря о моем психическом здоровье, я не выношу оставлять вещи неодинаковыми.
Его голова склоняется набок.
— Это сводит меня с ума, — я упираюсь тупым краем металла в его колено. — Заставляет меня чесаться. С тобой такое бывает?
Его крики становятся еще более восхитительными после второго удара, слезы текут по его лицу и смешиваются с соплями, каждая частичка того человека, которым он был, исчезает, пока он задыхается от боли.
Я отбрасываю молот в сторону, наклоняюсь вперед и провожу кончиком пальца по ране на его горле, той самой, которую оставила Сара, гордость вспыхивает в моей груди, как фейерверк.
Встав, я обхожу его искалеченные ноги, пока не оказываюсь возле его головы, и хватаю его за плечи. Его крики переходят в хныканье,
Крест, с кожаными наручниками, прикрепленными к нижней части и обеим сторонам.
Ворча, я поднимаю хромого Клавдия и прижимаю его к балкам, опираясь весом своего тела на него, чтобы удержать его на месте, хватаю одну из его рук и заключаю ее в кожаный наручник.
Он вдыхает, кровь стекает по его лбу.
— Тристан, — шепчет он, икая на полуслове. — Пожалуйста.
Я улыбаюсь его мольбе, работая над тем, чтобы прикрепить его второе запястье.
— Ты больше не хочешь играть?
— Нет, — шепчет он хриплым голосом.
Я опускаюсь на корточки, сводя его ноги вместе и заставляя его снова кричать, пока я привязываю лодыжки к нижней части креста.
Встав на ноги, я смотрю ему в глаза, в моем взгляде сквозит отвращение.
— Я тоже не хотел, чтобы ты играл с леди Беатро. Но вот мы здесь, потому что ты это и сделал.
— Я не...
— Ш-ш-ш, — я прижимаю пальцы к его рту. — Больше никаких слов, или я отрежу твой член и заставлю тебя подавиться им.
Я отступаю назад, осматривая свою работу и убеждаясь, что он связан крепко.
— Должен признаться, я предпочитаю огонь, — перемещаясь по маленькой комнате к шкафам, я роюсь на полках, пока не нахожу разделочный нож, верчу его перед лицом, чтобы осмотреть острый край. — Но наказание должно соответствовать преступлению.
— Я не совершал никакого преступления, — хрипит он, его голос слабый и жалкий.
— Ты прикоснулся к тому, к чему не имел права прикасаться. На самом деле, я недавно пришел к выводу, что она принадлежит мне, — возвращаясь к нему, я провожу лезвием по его руке, пока не дохожу до указательного пальца его левой руки. — И то, что ты знаешь, какова на ощупь её кожа? Ну... для меня это неприемлемо.
Я вдавливаю изогнутую часть ножа в кончик его пальца и провожу им по нижней стороне, чувствуя, как его плоть отслаивается от кости, словно кожура от яблока. Он кричит, тело бьется о тугие кожаные крепления.
— Уже больно? — спрашиваю я, наклоняя голову. Как только тонкий кусок оказывается у ладони, я отрываю его у него с руки и подношу к его лицу. — Довольно мерзко выглядит, не так ли?
Тело Клавдия сотрясается так сильно, что заставляет дрожать дерево креста.
— Один есть, осталось девять! — я понижаю голос. — Знаешь... это так весело. Напоминает мне о том, как мы были детьми... когда ты помогал моему брату, пока он избивал меня до полусмерти.
Ярость захлестывает мой желудок и разливается по груди, и я бросаю кусок кожи, придвигаясь еще ближе к его руке.