Принц в стране чудес. Франко Корелли
Шрифт:
На премьере «Вертера» Корелли не пел, так как чувствовал себя неважно и его заменили италоамериканцем Энрико ди Джузеппе. Но уже 27 февраля 1971 года был дан второй спектакль. Вертер Франко Корелли стал настоящим открытием. Грейс Бамбри, присутствовавшая на этом спектакле, сохранила живейшее воспоминание о настроении и восторге публики: «Зрители были невероятно увлечены. Они кричали, размахивали руками, вопили, как безумные. Я никогда не видела ничего подобного. Думаю, Франко окружала большая свита поклонников и оказаться среди них в этом зале было все равно, что попасть в другой мир. Но всех их можно было понять, потому что Франко был великолепным Вертером».
А вот еще один отзыв: «Остается только восхищаться Вертером, обладающим голосом, элегантностью и физической красотой Корелли. Разумеется, все мы живем оперой, но с Корелли и Людвиг мы попадаем в «интегральный» оперный театр, где исполнители соединяют прекрасные внешние данные с
* Там же. С. 201.
Один из английских критиков (а таковые, как помнит читатель, не особо жаловали нашего тенора) писал: «Корелли так воссоздал образ отчаявшегося поэта-романтика и пел с такой эмоциональной убедительностью, что я даже перестал замечать итальянский акцент в его французском и некоторую артистическую скованность». По воспоминаниям очевидцев тех спектаклей, Корелли представил не просто отличного, а великого Вертера. С этим мнением можно согласиться, даже если судить только по записи оперы. Анита Черкуэтти вспоминает, что когда по радио услышала своего давнего партнера в этой партии, была просто потрясена, несмотря на то, что слышала почти всех знаменитых Вертеров своего времени.
Оперная традиция, сложившаяся благодаря таким великолепным исполнителям, как Джузеппе Ансельми, Леонид Собинов, Тито Скипа, Ферруччо Тальявини, Альфредо Кра-ус, Николай Гедда и другие, трактовала Вертера героем исключительно лирическим, несколько женственным, с нежной ранимой душой, отрешенным от земных проблем, «мечтателем», чьи мечты разбились о «прозу жизни», — то есть, иначе говоря, в стиле сентиментализма. Однако такое понимание противоречит характеру того Вертера, которого изобразил Гете, — героя предромантизма, эпохи становления «Бури и натиска», как, впрочем, противоречит и образу, созданному Массне и тремя либреттистами оперы. Дирижер Карло Франчи вспоминал: «Незабываемый Вертер. Как мне кажется, он пел «Вертера» в единственно верном ключе, потому что если из Вертера делают «лирического» героя, пропадает вся присущая персонажу сила, которую многие тенора игнорируют из-за специфики их голосов. Франко же, наоборот, наделил своего Вертера большой долей мужественности. И самое сильное впечатление производил сам голос Корелли. Я несколько раз ходил его слушать, потому что был совершенно очарован исполнением. Его Вертер был исключительно цельным и с вокальной и со сценической точек зрения».
Надо сказать, слушать Корелли в этой роли ходили и его коллеги, которых, казалось, уже нечем было удивить. Послушаем, что говорит великая Рената Тебальди: «"Кармен" была оперой, которую Франко очень чувствовал, особенно в третьем и четвертом актах. Он выходил на сцену буквально преображенным. То же самое происходило с ним и в «Вертере», в дуэте из третьего акта с Шарлоттой, а также в сцене смерти. Здесь он действительно превосходил самого себя. Обычно Франко был очень озабочен голосом, было заметно, что он ждет момента, когда сможет наконец произнести главную фразу, чтобы вызвать аплодисменты публики. В этих же двух операх чувствовалось, что у него есть что-то в душе такое, что он выплескивал из себя, и это действительно впечатляло. Я знаю, что нелегко найти записи Корелли в роли Вертера, и в Италии все удивляются, когда я говорю о нем в этой партии, потому что мы привыкли слышать «женственных» Вертеров с лирическими голосами. Но прекрасная фигура Франко в опере Массне выглядела очень необычно. Наконец-то, думалось, Вертер стал страстным. Другой ролью, которую он настоятельно хотел исполнить, была роль Ромео, также ставшая одной из самых удивительных: Франко полностью растворился в своем персонаже, он действительно превратился в Ромео. Мистер Бинг поставил эту оперу специально для него, как это потом было и с «Вертером». И, думаю, Франко был счастлив и удовлетворен тем, что спел партии этих трех лирических персонажей: Рудольфа, Ромео и Вертера, которых он так замечательно понимал».
В начале лета 1971 года Корелли выступил на ставшем традиционным июньском фестивале «Метрополитен Опера» в «Тоске» и «Богеме». В первой из этих опер в заглавной партии впервые выступила
Спектакль в Мачерате прошел с огромным успехом. «Великолепная «Богема» с Корелли в блестящей форме», — так называлась статья в местной газете. «Это был удивительный Рудольф, как с точки зрения вокала (да и кто в этом сомневался?), так и с точки зрения артистизма. Роль была тщательно осмыслена тенором и сыграна с хорошим вкусом во всем сомневающегося новичка. Опера увенчалась пронзительным финалом, в котором у Рудольфа рушились все мечты и химеры юности. Все это сопровождалось умелым и обдуманным контролем Корелли над голосом, великолепно и плавно льющимся в моменты чисто лирические, и «взрывающимся» в те моменты, где лирика переходила в драму».
Критики не могли не признать, что пятидесятилетний тенор в отменной вокальной форме. В оценке же его интерпретации образа Рудольфа, напротив, наравне с более чем позитивными отзывами («Рудольф совершенно неподражаем, пленителен на сцене и обладает блестящими вокальными данными», — писал, например, Марио Пази), были также и весьма сдержанные. Но, как правило, все это было связано с тем, что исполнение Корелли вступало в противоречие с теми концепциями, которые рисовались критикам. Так, один из них упрекал тенора в том, что тот излишне «аристократичен» и тем самым чужд образу мещанина, которого хотел изобразить Пуччини. Конечно, каждый рецензент имеет право на собственное видение авторского замысла, но все же свое мнение он обязан хоть как-то аргументировать. Видеть в образе Рудольфа только «мещанина» по меньшей мере нелепо — это явно противоречит образу поэта, созданному Пуччини. Марина Боаньо остроумно заметила (и мы можем здесь с ней согласиться), что Рудольф Корелли — это своего рода воспоминание молодости, история, как бы рассказанная разбогатевшим и сменившим «профессию» героем. Отсюда в кореллиевском образе поэта и те черты, которые явно расходятся с привычными схемами интерпретаций.
Осенью после цикла концертов в Германии Корелли отправился в свое первое турне по Дальнему Востоку. Эти выступления стали его очередным триумфом. Пять концертов в Токио, прошедшие в разных театрах, всегда переполненных, представляли собой незабываемое для японской публики событие, передававшееся и по телевидению. Вообще, надо заметить, певцы очень охотно посещают Японию, встречая там просто фантастический энтузиазм публики, какой не часто можно встретить в Европе и Америке. Вспомним, что именно в этой стране дал незадолго до смерти едва ли не последний свой концерт Этторе Бастианини. Баритон уже был явно болен, зачастую не успевал вступить там, где нужно. Но тот шквал одобрения и поддержки, которым встречали японцы каждую исполненную им вещь, думается, позволил певцу на какое-то время забыть о депрессии. Здесь же один из лучших концертов спела и наша соотечественница Елена Образцова.
Еще более долгожданным Корелли был в Сеуле, где поклонники оперы имели редкую возможность услышать крупного западного певца. Один корейский критик специально поехал в Японию, чтобы послушать Корелли «до премьеры» и иметь возможность предварить визит тенора в его страну. Вот что он писал: «В первой арии голос Корелли казался почти холодным. Длинная нота в среднем регистре звучала даже немного неуверенно, и жесты были несколько скованными. Однако со второго номера тенор начал чувствовать себя более уверенно и запел с воодушевлением. Это был голос прекраснейшего тембра и огромного объема, очаровавший публику. От его легато у меня захватило дыхание». В другой статье, написанной корейским вокалистом, учившимся в Италии, который несколько раз слышал Корелли в «Ла Скала», можно найти довольно дотошный анализ вокальных возможностей Франко и его таланта фразировки, а также такое любопытное определение: «это голос лирического тенора, обладающий, однако, манерой пения, стилем драматического тенора». Пожалуй, это одно из самых емких и удачных определений голосовых и исполнительских данных Франко.