Принцесса для психолога
Шрифт:
Дождь в пустыне — это счастье, жизнь и явный знак благоволения богов и духов. Но как читать такой знак, если с неба полило, как только лошади ступили на узкую, почти как Золотой Мост, горную тропу?
Только как издевательство!
Лесс злилась и обещала своему далекому предку построить такой храм, что его даже самые истовые верующие будут обходить за три лиги на цыпочках. Небо смеялось и брызгало в лицо теплой водой. К счастью, дождь в этих местах явление редкое и непродолжительное.
Открыть и подставить под небесную благодать все миски и фляги воины догадались и без приказа, но вот толку с этого почти не вышло, дождь прошел короткий и очень странный. Кое-где уронило по капле. И, хоть капли были размером с половину ведра, в миски почти не попало.
Точно, посмеялся родственничек! Чтоб ему в Облачном Саду заблудиться…
Но злилась одна Росомаха. Воины подставляли руки и лица под нежданную благодать и смотрели на свою кесару с восторгом и почти религиозным страхом. Для них этот нечаянный дождь был железным доказательством божественного происхождения Алессин и ее прочных "связей" на Небесах.
По опасной тропе прошли, как по главной улице Шариера. И лошадей провели спокойно, ни одну не потеряли.
Лесс не удивлялась. Если всадник не видит причин для тревоги, не тревожится и конь. А не тревожится — так и не шарахается, логично? Какая тут мистика, помилуйте боги.
А воины, миновав тропу вообще без потерь, окончательно уверились, что они теперь избраны, жизнь устроена: и настоящая, и будущая, и загробная — и заметно повеселели.
На выходе из долины Алай обнаружил небольшую пещеру. Оттуда быстро выгнали скорпионов и устроили постель для кесары: две попоны, воняющие конем под низ, и одну — сверху. Тоже — воняющую, но мулом. Есть ли разница и в чью пользу, Лесс не определила. Устала так, что ей было совершенно все равно, чем там пахнет.
После такого перехода она и сама благоухала почище, чем лошадь и мул вместе взятые. И если благородное животное согласилось ее везти, так ей и вовсе не к лицу нос воротить.
Как разместились аскеры, девушка, к стыду своему, не посмотрела. Не нашла в себе сил. Но, наверное, как-то справились: и лагерь огородили, и дозоры выставили. Потому, что утром ее разбудил не лязг сабель, и не вопли пленных, а божественный аромат свежезаваренного кофе.
Лесс открыла глаза.
Загораживая вход, на корточках перед ней сидел Алай и аккуратно водил дымящейся чашкой перед носом.
— Что-то случилось? — спросила она вместо "доброго утра", вцепляясь в чашку, как утопающий в змеиный хвост.
— Все хорошо, моя кесара, — Алай наклонил голову, — переночевали. Ни лошадей, ни воинов не потеряли. Одного слугу укусила змея. Сам виноват, наступил в темноте.
— Ага, — невпопад кивнула Лесс, обжигаясь кофе. Что-то было не так, не правильно. Но сонный, затуманенный мозг отказывался выдавать ответ. И, лишь спустя время, до нее дошло.
"Моя кесара…"- Так к ней не обращались никогда.
— Алай? — карие глаза встретились с черными, спокойными и серьезными, — ты… не ошибся?
— Нет, Алессин. Ни я, ни остальные. Я тебя поэтому и поднял до солнца. Рассвет — лучшее время, чтобы принять клятву.
Клятву… Не просто воинскую присягу, которую нарушать, конечно, нельзя, но если очень припекло — то можно и даже желательно. А личную клятву верности, которую здешние жители избегали давать магам. Потому, что тогда и клятва получалась магическая: нарушишь — умрешь, все просто.
Клятва верности подразумевала, что тот, кто поклялся, будет защищать своего сеньора ценой жизни, своей — и всего рода и добровольно отказывается от права уйти по облакам позже него. Росомахе бы и в голову не пришло потребовать такое… но существовала негласная традиция. Если уж предложили — отказываться нельзя.
Отвергнуть такой подарок — оскорбить смертельно.
— Ты и… кто еще? — спросила девушка, внешне спокойно, скрывая свое волнение за хмурым выражением лица… Она его с прошлого дня не прятала за шамайту.
— Все. Все воины.
Два десятка аскеров из не самых влиятельных, но и не из последних родов. В перспективе, это неплохая такая армия. С которой можно попытаться отбить Шариер и трон… Знать бы еще, что, Темные Боги их всех забери, происходит.
Но размышления о политике ждали. А рассвет ждать не собирался.
Росомаха потратила немного драгоценной воды на умывание и вышла из пещеры под хмурое небо, со вчерашнего дня покрытое облаками.
После смешного дождя песок был рыхлым. У самого выхода из земли пробивалась трава в каплях утренней росы. Здесь скапливалась влага. Дальше, насколько хватало глаз, росли только колючки.
Воины ждали ее, выстроившись полукругом. Алай подал знак и все они, одновременно, опустились на одно колено. Лица были разные: молодые и средних лет, хмурые, воодушевленные и почти отчаявшиеся. Но глаза не отводил никто. И ни в одном взгляде Росомаха не прочла осуждения за то, что показалась с открытым лицом.
— Моя госпожа, — заговорил Алай, первым и аскеры нестройно повторили за ним, — позволь служить тебе в радости и бедах. Быть мечом, щитом и посохом в дороге…
Над пустыней медленно поднималось солнце, благословляя творимое непотребство: воинов, избравших своим сеньором и повелителем женщину с открытым лицом, и клявшихся ей в верности не только за себя, но и за весь род.
— Принимаю, — сказала Лесс, выслушав воинов, — и клянусь вознаградить верность — верностью, а измену — немедленной смертью. Да видит солнце!
Рыжий шар показался из-за облаков и снова спрятался. Но, похоже, аскеры сочли, что все в порядке.
Лагерь сворачивали быстро. Да и не было у них, практически, ничего. Ни шатров, ни поклажи, ни заводных лошадей и верблюдов. Ни, даже, сменной одежды. Только полупустые фляги и оружие.
— В монастырь Рауши? — спросил Алай, подсаживая кесару в седло.