Принцесса для психолога
Шрифт:
Он ничего не сказал. Не смог. Стыдно было до смерти. Нари звал ее, Серую Госпожу, чтобы она пришла и прекратила эту пытку стыдом, виной и молчанием… но, похоже, старший неудачный сын князя Энгури такой милости просто не заслужил.
И вот сейчас он, в первый раз с того злосчастного дня, захлебываясь страхом, стыдом и горем выкладывал все, словно уже прошел Огненную Завесу и стоит перед духом — покровителем. Нари вычищал кладовую памяти, чувствуя, как невыносимая ноша, которую он нес все эти годы, становится легче. Как расслабляются мышцы. Как отступает дикий, иррациональный страх, что кто-то узнает о том, что именно он, наследник, нарушил запрет и погубил любимую сестренку-близняшку…
Видеть телохранителя и рыжую девчонку Руслан не мог. Но о столике договорились заранее и стул был отставлен. Он еще раз внимательно посмотрел на несчастного, запутавшегося мальчишку и мягко, но властно сказал.
— Все хорошо, Нари. Ты молодец. Ты со всем справился. Демоны больше тебя не обидят, никогда. Ты не боишься. Ты все рассказал — и тебя не ругали. А теперь, когда на счет три я щелкну пальцами, ты проснешься. И будешь помнить только то, что пил чай с незнакомцем. Все остальное ты забудешь. Раз — два — три…
Глава 8 Шестое покрывало
— Подойди ко мне, — Юмшан сидела на ковре, поджав ноги, как привыкла. Последний переход до Шарияра, последний колодец, последняя ночь в шерстяном доме… А что потом? Если боги и духи будут милостивы, Шекер приглянется Священному (разве она может не приглянуться?) и жизнь начнется — сказки не нужно! А если что-то пойдет не так?
— Эту головную повязку я расшивала сама. Для тебя.
Шекер молчала, как покорная дочь. Никаких ответных слов от нее не требовалось — и хвала Небу. Юмшан в последнее время изрядно ее злила, пытаясь "довоспитать" напоследок. Как ходить, как говорить, как молчать, как дышать, как держать себя со слугами и рабами. Можно подумать, сама Юмшан это знала. Младшая жена! Сама и служанка и рабыня! Да и — не наелся, не налижешься.
Но Шекер привыкла помалкивать. Показная покорность и привычка держать язык на привязи не раз спасали ее от неприятностей.
— Смотри сюда и запоминай, второй раз повторять не буду. Весь жемчуг одного цвета, секрет в узоре. Те жемчужины, что вшиты в перекрестье красных нитей — это для любви. Если Священный охладеет к тебе — одной бусины, опущенной в вино, будет достаточно, чтобы в нем снова вспыхнула страсть. На одну ночь. Одна жемчужина — одна ночь. Распорядись с умом!
Шекер вздохнула. Про то, как получаются дети, она знала — и то, когда они получаются, а когда — не очень, знала тоже. Только вот… позовет ли ее Священный в нужное время?
— Вот эти — зеленые, если понесешь, но будешь плохо себя чувствовать. Это для ребеночка полезно, и для тебя, чтобы родами не померла. Сама смотри — можно растянуть на весь срок, можно пить, когда совсем плохо. Желтые — это для соперницы. Совсем не изведешь, но заболеет, подурнеет, зачать не сможет. Полезная штука. Их мало, смотри — береги. Попусту не трать.
Шекер кивнула, а про себя подумала, что что-то здесь явно не чисто. Если бы Юмшан и впрямь владела такими сокровищами, то мигом поднялась бы от младшей жены до старшей, а то и до полноправной. Но ничего не сказала, на всякий случай прилежно запоминая слова матери. У нее еще будет время во всем разобраться. Сейчас — урок.
— Белые… — женщина запнулась. Поджала губы. Говорить она не хотела и Шекер подумала, что мать была достаточно добра к ней, чтобы заслужить помощь.
— Яд, — тихо уронила она, — быстрый или медленный?
— На закате нужно выпить противоядие. Иначе ни боги, ни духи не спасут, — через силу вымолвила женщина.
— Тот воин, — мгновенно сообразила Шекер, — которого как будто укусила змея… Это ты его? Но зачем?
— Он был со мной, — Юмшан отвернулась, — не удержал бы языка — мне не жить. Калаф такого не прощает.
…Вот ведь, гадючка!
— Но ты же сама улыбалась ему!
— Мужчины не умеют слышать слова "нет", — Юмшан поморщилась, словно раскусила горькое, — Он все равно бы взял то, что хочет. Я решила, что лучше притворюсь ласковой. Так и синяки сводить не придется, и… надо же было яд испытать.
— Не жалко было? — удивилась Шекер.
— Себя жальче, — огрызнулась Юмшан, — да и тебе непроверенное снадобье давать я бы не рискнула. Очень удачно этот Камли подвернулся, да примет его ад!
Шекер привычно удержала лицо. Не ей судить мать.
— Запомнила?
Шекер кивнула. Запомнить было несложно.
— Боюсь я за тебя, — вздохнула Юмшан, — Священный совсем мальчик, а когда правитель так молод, всегда есть кто-то, кто стоит за его спиной. Тебе придется стать хитрее пустынной лисицы и угождать всем, пока не узнаешь, кому нужно кланяться ниже всех.
— Я справлюсь.
— Слишком ты тихая, — Юмшан покачала головой. — Для женщины это, конечно, достоинство. Но царицами такие не становятся, нет. Тут надобно бойкой быть, высоко себя нести…
Про себя Шекер усмехнулась, подумав, что "бойкая" — это как раз про Юмшан, но что-то в доме калафа она не слишком преуспела. А, значит, и слушать ее не стоит. Не знает она того, чему берется учить.
Но перебивать мать не стала. Под ее быстрый негромкий говорок хорошо засыпалось. Последняя ночь под звездами. Потом ее навсегда закроют на женской половине дворца — и выйдет она оттуда только небесной дорогой, когда оборвется ее земной путь. Никогда больше не идти ей с караваном от колодца к колодцу, не встречать солнце. Не видеть никого, кроме рабов, евнухов да, если очень сильно повезет — пару раз самого Священного Кесара. Даже дети не будут принадлежать ей. Дети рабыни принадлежат господину.
Шекер посмотрела на головную повязку. Взгляд невольно задержался на жемчужинах в перекрестье белых нитей. До захода солнца… Интересно, от этого яда умирают очень больно? Хотя, какая разница? Если проглотить перед самым закатом, мучиться недолго. Пожалуй, следует поблагодарить мать. Она сделала и в самом деле отличный подарок.
Шариер она проспала. Паланкин на спине верблюда покачивался так мерно, что Шекер задремала… И проснулась только тогда, когда маленький караван втянулся в объемное чрево дворца Священного Кесара.