Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола
Шрифт:
В наше время уже нельзя смеяться по пустякам, для смеха требуются серьезные причины. Еще недавно можно было от души посмеяться над нехитрой фразой: «Дядька Черномор закурил «Беломор». А теперь? Ну, Черномор. Ну, закурил. «Беломор». А суть-то? В чем суть? В современном юморе самое главное — докопаться до смешной сути…
Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу тебе, кто ты…
Искаженная пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз». Искажено совсем немного, но уже крылатая фраза летит в другом направлении: не туда, где хорошо смеются победители, а туда, где смеются побежденные, которым
Людей, которые бессознательно искажают привычные выражения и слова, приспосабливая их к новой действительности, кто-то удачно назвал народными исказителями. Исказители от сказителей отличаются тем, что, ничего не сказывая, а лишь чуточку изменив сказанное, добиваются подчас не меньшего эффекта.
«Я не могу этого есть натошняк». (Из разговора в поезде).
«В первую мировую я был стрелевой». (Рассказ старого солдата).
Не каждому известно, что слово тощий, от которого произошло слово натощак, когда-то обозначало «пустой». На тощий желудок — на пустой желудок. Но ведь суть не в том, на какой ты желудок ешь, а в том, каковы результаты.
А что важно для солдата? Конечно, и то, что он в строю, но, может быть, еще важней, что он стреляет, а главное — в него стреляют. Вот почему он называет себя: стрелевой.
Жизнь корректирует все, в том числе и привычные выражения. И человек, который, по общему мнению, работал на износ, теперь работает на износ окружающих, а всегда преуспевавший вздыхает:
«Дело принимает нехороший оборот… Темп жизни таков, что дела делают до десяти нехороших оборотов в секунду…»
ЕЩЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Не так-то просто говорить квартал там, где все говорят квартал. Сквозь дружный хор неправильных ударений ты пытаешься пробить свое правильное, но, увы, одинокое ударение…
Ты ведешь борьбу с неграмотностью, которая окопалась не только в классах вечерней школы, но иногда врывается даже в учительскую. Завуч твой — отчаянный человек, он расставляет ударения на свой страх и риск, по праву заведующего учебной частью. Возможно, когда-то, в начале своей учительской деятельности, он говорил правильно, но потом устал бороться и его засосала среда. Пройдут годы — и кто поручится, что ты не будешь говорить так же? Ты все еще будешь бороться, но все теснее будет сжиматься кольцо, и тогда, в отчаянном порыве, ты, как знамя, взметнешь над собой:
— КВАРТАЛ!
Тебя не услышат.
— Квартал, квартал… — будешь ты хрипеть на последнем дыхании, пока, обессиленный, не уронишь знамени: — Квартал…
Всего лишь одно знамя уронено, а посмотри, сколько склонилось над ним: и Ломоносов, и Востоков, и Буслаев, и первый школьный учитель Буслаева Виссарион Григорьевич Белинский, и многие, многие… Они поднимают твое знамя, и ты чувствуешь, что нет, ты не одинок, и никакая среда тебя не засосет, потому что твоя среда — это вся наша история…
«ХАМАСА» НА РОДНОМ ЯЗЫКЕ
В начале 60-х годов прошлого века Московский университет был охвачен студенческими волнениями. Учебная программа трещала по всем швам, а студенты собирались не на лекции, а на сходки. Между тем в аудитории «Юридическая внизу» профессор Петров
«Хамаса» в переводе с арабского означает «отвага». Так назывались антологии арабской средневековой поэзии.
Профессор Петров был исправным профессором, и студент Корш был исправным студентом. И в полном соответствии с учебной программой они читали о событиях средних веков, затыкая уши от современных событий. О событиях арабских — не слыша событий российских. Как примерный профессор и примерный студент.
Они штудировали «Отвагу», запершись в аудитории «Юридическая внизу», не желая подняться до критики существующего правопорядка.
Студенту Коршу было тогда восемнадцать лет. А в пятьдесят один, будучи уже профессором Коршем, он выступил на защиту арестованных студентов и подвергся за это административному наказанию.
Благонадежный студент стал неблагонадежным профессором.
Молодость, молодость… Иногда на то, чтобы к ней подняться, уходит вся жизнь…
«Хамаса» на родном языке… Не так просто читать на родном языке «Отвагу»…
КОРРЕСПОНДЕНТЫ АКАДЕМИКА
Очень важно, чтобы математик был нужен не только математикам, а языковед не только языковедам.
Страховой агент интересуется, как пишутся фамилии на — ко в родительном падеже.
У кого узнать?
У академика Шахматова.
Учитель ищет уроки.
У кого спросить?
У академика Шахматова.
Инвалиду нужна материальная помощь.
Кто поможет ее получить?
Академик Шахматов.
А еще кому-то нужно установить родословную. А еще кому-то важно знать условия вступления русских добровольцев в сербскую армию. И защитить от несправедливостей начальства, и разыскать без вести пропавшего солдата, и освободить из тюрьмы арестованных студентов, и облегчить участь осужденных крестьян, и пристроить беспризорного ребенка — все это Шахматов, Шахматов, академик Шахматов.
Дело не в том, что академик. Хотя к академику, конечно, больше прислушиваются, он больше может помочь, но не к каждому академику за помощью обратятся. А Шахматов, еще не будучи академиком, а едва став приват-доцентом, вдруг оставил преподавание и, «в связи с некоторыми душевными переживаниями», уехал в Саратовскую губернию исправлять должность земского начальника. Он помогал крестьянам в неурожайный 1891 год, он помогал им в холерный 1892 год, в должности земского начальника он стал доктором филологии и расстался с ней лишь после избрания академиком Петербургской Академии наук. Подобного не было ни в истории Академии наук, ни в истории земства.
Не мудрено, что к нему впоследствии обращались люди, связанные с деревней и совсем не связанные с филологией.
Наука не существует изолированно. Она существует в мире, населенном людьми. В этом трудность, но в этом и единственный смысл ее существования.
ЯЗЫК ТВОЙ — ДРУГ МОЙ
Вавилонское столпотворение этимологически не связано с толпой, хотя в нем принимали участие многочисленные толпы народа… Вся суть в том, что этимологически безымянная толпа занималась творением столпа, что, как это бывает порой, привело к столпотворению. Вот тогда-то единый дотоле язык, согласно легенде, разбился на множество языков и исчезло взаимопонимание.