Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола
Шрифт:
Им захочется уберечь своего учителя от синяков, просветить его своим опытом, но, конечно, не всяким: до иного опыта нужно дожить, для него требуется соответствующий возраст. И, сознавая это, они будут стесняться отвечать на уроках со всей откровенностью и о программных вещах будут говорить как о произведениях, которые их учителю еще рано читать.
Но не только в этом случае учитель — всегда ученик. Когда он перестает быть учеником, он перестает быть и учителем.
Сорокапятилетний профессор Бодуэн де Куртенэ брал уроки армянского языка у одного из своих студентов. Одновременно
Федор Евгеньевич Корш, о котором говорили, что он один заменяет целый восточный факультет, Корш, который писал стихи не только по-русски и по-украински, но также по-гречески и по-латыни, Корш, который вступал в разговор с человеком, не зная его языка, и изучал язык в процессе разговора, — Федор Евгеньевич Корш, уже будучи престарелым академиком, изучил по учебнику грамматики венгерский язык, да так, что с успехом переводил Петефи.
А Федор Иванович Буслаев (который, обучая болгарина русскому языку, попутно выучился у него болгарскому и сербскому) говорил своим ученикам:
— Какие же вы ученики? Да мы вместе учимся, мы соученики; вы только младшие мои товарищи.
Если вы работаете в вечерней школе, трудность заключается в том, что младшие ваши товарищи одновременно старшие ваши товарищи, и вам особенно часто придется повторять любимую буслаевскую фразу:
— Спасибо вам, вы меня научили!
Представьте, что вы даете на почте телеграмму и, подсчитав стоимость текста, обнаруживаете нехватку двух копеек. Как в этом случае поступить?
И тогда, после мучительных сомнений, вы решитесь на страшное преступление: напишете слитно то, что по всем правилам должно писаться раздельно.
В конце концов — бывают же исключения. В самой грамматике — вон сколько исключений! Конечно, данное исключение в грамматике не зафиксировано, но оно продиктовано самой жизнью. А жизнь — это вам не грамматика: здесь либо пиши, как требуют обстоятельства, либо выкладывай две копейки.
Вы уже смирились с этой жизненной философией. Вы уже написали слитно — допустим, с глаголом частицу «не» — и вдруг, подойдя к окошку, обнаруживаете, что телеграммы принимает ваша ученица. Отличница!
Да, вы похолодеете, представив, что она вам сейчас скажет.
— Что же это вы, уважаемый? Нас учите, а сами пишете как?
Или еще того хуже:
— Нас учите, а сами готовы ради каких-то жалких копеек пожертвовать самым святым?
Ну, самым святым — это слишком. Так не скажет даже отличница. Она скажет проще и конкретней:
— Нас учите, а сами готовы за копейку продать правописание частицы «не» с глаголами?
Пусть вы, учитель, младше своих учеников, пусть они относятся к вам, как к младенцу, но, во всяком случае, как к младенцу, устами которого глаголет истина. И не просто истина, а истина, предусмотренная программой.
Понимая это, вы возьмете новый бланк и перепишете текст наново. Вы напишете частицу «не» на приличном расстоянии от глагола, но, отделившись от глагола, она потребует отдельных затрат (как это бывает с детьми, отделившимися от родителей). И, чтобы ее оплатить, вам придется (по примеру тех же родителей) пожертвовать
— Спасибо вам, вы научили меня!
А позднее, когда время будет приближаться к экзаменам, к вам подойдет коллега-физик и предложит по дороге домой зайти выпить по кружке пива. Какое пиво в одиннадцать часов вечера? Оказывается, здесь неподалеку есть буфет, который работает до двенадцати. В вашем распоряжении целый час.
Буфет, как вы и ожидали, будет закрыт.
— Одну минуточку! — скажет коллега-физик и постучит — тихонько, так, чтоб в соседних буфетах не услышали.
Дверь неслышно отворится и затворится, и за столом, уставленным бутылками, вы увидите своих учеников.
Им будет неловко. На какой путь они толкают своего младшего товарища? Начнет ходить по буфетам, продавать достоинство учителя за стакан вина. Плохо это для него кончится. Но без этого тоже нельзя. Экзамены на носу, придется писать сочинение. Что же лучше — принести в жертву одного учителя или целый коллектив? Да, с педагогическими церемониями пора кончать, здесь требуется хирургическое вмешательство.
— Выпьем, дорогой наш учитель! — скажет незнакомый вам человек, поднимая стакан с вином, как хирург поднимает скальпель.
Как ни странно, он, этот хирург, окажется вашим учеником. Просто вы до сих пор не имели случая встретиться, но фамилию его регулярно зачитывали во время переклички.
Вы выпьете, но от этого не исчезнет неловкость. Даже веселый физик не будет находить слов.
— А вот интересно: почему «вдвоем», «втроем», даже «вдесятером» пишется слитно, а «в компании» — раздельно? — спросит какой-нибудь двоечник, явно выслуживаясь перед вами.
Но даже родная тема не развяжет вам язык. Вам будет неуютно в этой малознакомой компании. Тех учеников, которых вы привыкли видеть на уроках, здесь не окажется, — разве что те, которых, право же, лучше не видеть…
Расходясь, вы разделитесь на две группы: физиков и лириков. Физики, не доверяя этой серьезной науке, пойдут провожать вашего коллегу, а вас пойдут провожать лирики — двоечники русского языка.
И опять разговор не будет клеиться. Кто-то затронет тему лишнего человека, но его не поддержат. Тема романтизма раннего Горького тоже повиснет в воздухе. Даже в этих программных темах будет звучать что-то незаконное, словно это какая-то уголовная литература.
И эти темные переулки, по которым вас ведут к вашему дому… Встречные прохожие испуганно жмутся к домам, словно чувствуя противозаконность этой компании. Такой большой компании в такую темную ночь…
Учитель всегда ученик. Но нужно что-то сказать на прощание… Что тут можно сказать?
— Спасибо вам, вы меня научили.
СОЕДИНЕННЫЕ ПАМЯТЬЮ
Они неразлучны в нашей памяти — Мелетий Смотрицкий и Леонтий Магницкий, хотя жизни прожили разные и никогда не встречались друг с другом. Смотрицкий родился при Иване Грозном, за сто лет до рождения Петра (умер он через сто лет после рождения Грозного), а Магницкий был сподвижником Петра и родился спустя сорок лет после смерти Смотрицкого.