Принцесса и медведь

Зеленая Марья

Бьорн шумно сглотнул, повернулся, и порывисто притянул ее к груди.

— Прости, любимая. — Он лихорадочно гладил ее по спине и волосам. — Солнце мое, принцесса… Если бы я только знал…

Она плакала, уткнувшись носом в его рубаху, постепенно намокающую от ее слез. Было так больно, что хотелось умереть. Спрыгнуть с крыши и разом со всем покончить. Только объятия Бьорна и удерживали ее сейчас от этого рокового шага.

Виола не знала, как долго они простояли в обнимку. Рыдания понемногу утихли, сменившись пустотой и жжением в груди. Подняв

голову, она увидела, что глаза Бьорна покраснели, а по щеке тянется блестящая мокрая дорожка.

Она осторожно провела по ней кончиком пальца. Бьорн поймал ее ладонь и поцеловал.

— Ты решил остаться с ней? — спросила Виола.

Он тяжело вздохнул.

— Да. Я должен — это моя жена.

— Ты бросаешь меня?

Бьорн стиснул зубы и на его скулах резко заиграли желваки.

— Я бы никогда этого не сделал, Виола, — тихо проговорил он. — Я бы жизнь отдал ради тебя. Но я не могу предать ее. Просто не могу.

Виола набрала побольше воздуха в грудь.

— Я согласна быть твоей любовницей, — выпалила она. — Мы можем встречаться тайно. Клянусь, твоя жена ничего не узнает…

Бьорн прижал палец к ее губам.

— Пожалуйста, не надо, — он умоляюще поднял брови. — Я не хочу обманывать Альвейг и не хочу делать больно тебе. А тебе будет больно. Гораздо больнее, чем теперь. Ты не из тех женщин, кто может делить мужчину с кем-то еще. Ты возненавидишь меня, и себя заодно. Лучше прекратить это сейчас, пока мы еще не успели окончательно друг к другу прикипеть.

— Так значит, ты меня бросаешь…

— Виола…

Она с размаху ударила его по щеке.

— Ненавижу!

Бьорн не шелохнулся, не попытался уклониться или остановить ее. Горе затуманило ей разум, и Виола принялась отчаянно хлестать его по лицу.

— Скотина! Сволочь! Проклятый хейд! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Он так и продолжал терпеливо сносить ее удары, и лишь когда рука загорелась огнем, Виола пришла в себя. Увидев багровые отпечатки на щеке возлюбленного, она зарыдала в голос.

— Прости! — в ужасе от содеянного, она дрожащими пальцами дотронулась до пылающих следов.

Бьорн притянул ее к себе. Она зарылась носом в его тунику, и без того уже насквозь промокшую от ее слез.

— И что теперь? — спросила она, когда плач немного утих.

— Я попрошу Рагнара отвезти тебя домой.

— Ты меня гонишь?

Тяжелый вздох с шумом вырвался из его груди.

— Так будет лучше для всех, — глухо выдавил Бьорн.

Глава 39

Дни сливались в сплошное серое марево. Виола часами напролет лежала в кровати, безучастно отвернувшись к стене. Ни уговоры Матильды, ни увещевания Рагнара не могли вернуть ее к жизни. Она ощущала себя словно дерево, выжженное изнутри. Как будто от нее осталась лишь черная оболочка, а в сердцевине вместо души царит истлевшая пустота.

С Бьорном она больше не виделась. К чему сыпать соль на раны? Он твердо решил остаться с женой, и даже не захотел принять Виолу в качестве

любовницы. Но может оно и к лучшему? Как долго бы она выдержала роль собачонки, подбирающей крохи с барского стола? И пусть сейчас ей невыносимо больно, но хотя бы удалось сохранить остатки достоинства.

На исходе третьего дня, когда Рагнар вернулся домой, двое стражников с явным трудом втащили за ним окованный железом ларь.

— Что это? — поинтересовалась Матильда.

Виола подняла голову от тарелки с кашей. Есть совсем не хотелось: в последнее время ее воротило от любой еды.

— Дары. — Рагнар откинул тяжелую крышку.

Недра сундука тускло блеснули серебром. Гуннар и Гисла тут же подбежали к ларю и с любопытством заглянули внутрь.

— Ух ты! Как красиво! Это все нам? — защебетали они.

— «Это все нам!» — передразнил их Рагнар. — Ишь, размечтались окаянные! Это для Виолы и ее отца.

— Что? — Виола недоуменно сдвинула брови. — Для меня и моего отца?

— Ну да. Завтра мы с тобой отправляемся в Ангалонию, и Бьорн дарит тебе… ну, серебро там, меха.

Непрошенные слезы заструились из глаз и закапали на тарелку.

— Мне ничего не нужно, — всхлипнула Виола.

— Да ладно тебе. — Матильда ласково погладила ее по плечу. — Сама посуди, не может же он отослать тебя домой с пустыми руками.

— Он хочет просто откупиться от меня этими побрякушками!

— Ничего он не хочет! — взвилась Матильда. — Да он сам ходит как в воду опущенный. Выборы на носу, а ему ни до чего дела нет.

— А как же его ненаглядная Альвейг?

— Альвейг — его жена. Он не виноват, что считал ее мертвой. Какая бы ни была между вами любовь, у него по отношению к ней есть обязанности. Хороший муж заботится о жене, а не бросает в беде из-за первой попавшейся юбки.

Матильда говорила простые истины, которые Виола уже устала сама себе повторять. Закрыв руками лицо, она молча сидела за столом, полностью отрешившись от внешнего мира. Завтра она уедет. Вернется домой. Разве не этого она хотела больше всего на свете?

Но чем дальше Виола вспоминала свою прежнюю жизнь, тем более пустой она ей казалась. Сплетни, наряды, балы — все это притворство и мишура. Здесь, в Хейдероне, где воздух насыщен хвойной горечью и криками хищных птиц; где горные вершины сверкают ослепительной белизной, а по зеленым склонам текут холодные кристально-чистые реки — только здесь Виола поняла, что такое настоящая жизнь и настоящая любовь.

***

На следующий день, едва взошло солнце, весь Рюккен собрался на площади у ворот, чтобы проводить Виолу. Она стояла рядом с Рагнаром и пятью воинами, которых им дали в сопровождение, и ждала, пока приведут лошадей. Глаза устало скользили по разношерстной толпе. Женщины в ярких сарафанах о чем-то шушукались, бросая на Виолу любопытные взгляды. Бородатые мужики перебрасывались шуточками и смеялись. Матильда напутствовала Рагнара, тот кивал с покорным видом, а Гуннар и Гисла носились вокруг в стайке белобрысой ребятни.