Принцесса из Шанхая
Шрифт:
– Вы не переписывались? – спросила Ева.
– Нет, – покачала головой старушка. – Бумаге-то не доверишь, чем мы с Лизонькой делились. Во второй мой приезд она рассказала о дочери… как же ее звали? Катя! – заулыбалась Ада Николаевна. – Видите, какая я бестолковая? Лиза называла дочку на старинный манер, – Катрин, – Лиза души в ней не чаяла. А та увлеклась каким-то ужасным человеком, потеряла голову, забыла всякие приличия и… в конце концов сбежала с ним. Представляете, каково было Лизоньке все это переживать? К ней начали приходить из милиции, расспрашивать
– Его фамилия случайно не Шершин?
– Лиза не называла ни его имени, ни фамилии… она вообще говорила о нем шепотом, с оглядкой. Я посоветовала ей бросить все, уехать в Москву: я бы ее приютила, пусть бы жила, сколько надо. Она отказалась наотрез. «Это мой крест, – говорит. – Мне его и нести! Не хочу я на твои плечи свою беду перекладывать. Забудь о нас с Катей, не пиши, не приезжай больше».
– Почему же так сурово?
– Тот мужчина… зять Елизаветы… был чуть ли не главарем местного преступного мира, – расширив глаза, произнесла Веселкина. – Жестокий, страшный человек. Он опутал Катеньку, вероятно, запугал ее и насильно увез с собой.
– Куда?
– Не знаю. Она была чудной девушкой… чистой и романтической натурой. Возможно, она увлеклась, полюбила всем сердцем… а потом, когда увязла в золотых сетях, уже не смогла вырваться. Я, конечно, уехала, долго не спала ночами, все думала о Лизе и ее дочери, но ничем помочь не могла. Когда мы прощались, Елизавета вскользь обмолвилась, что в Москве предположительно проживает ее сводный брат, Филипп Герц, единственный родственник. Но его она тоже не хочет тревожить. Больше мы с ней не виделись до самой ее смерти.
– Но… откуда же вы узнали, что был пожар и Елизавета сгорела?
Старушка опять надолго задумалась. По ее лицу блуждала странная, отрешенная улыбка.
– Кто-то мне сообщил из Благовещенска… боюсь соврать. За Катенькой ухаживал один местный журналист… с птичьей фамилией. Тетерев, Журавль? Нет… не помню, – она погрузилась в себя, замерла. – Кулик, кажется. Ну да, точно, Сережа Кулик! Мы с ним сотрудничали, он то ли в «Амурской правде»… то ли в «Амурской волне» корреспондентом работал. Он же меня к Елизавете на постой определил, а я забыла. Господи, до чего старость доводит!
– Значит, о смерти Елизаветы вы узнали от Кулика? – уточнила Ева.
– От него. Он позвонил мне в редакцию, по телефону… и рассказал про этот кошмар. Потом я начала искать Герца, хотела поставить его в известность о гибели сестры. Адрес кто-то из ребят-журналистов отыскал… или я в адресный стол обращалась, не важно. Я решила поздравительную открытку послать, если он ответит, тогда напишу ему, что Лиза умерла. Но он не откликнулся. Тогда я еще одну открытку послала – тоже молчок. Больше я его не тревожила, исполняя волю покойной Лизы. Если бы он интересовался ее судьбой, тогда другое дело, а так… зачем зря человека дергать? А может, грешу я на него.
– В каком смысле?
– Ну… вдруг он болен был тяжело или скончался? – горестно вздохнула Ада Николаевна.
– О Шершине вы никаких подробностей не знаете? – спросила она Веселкину. – Как
Та встрепенулась, словно пробуждаясь от дремы.
– Как вы сказали, его фамилия? Шершин? Не стану отрицать. Шершин, так Шершин. Какие разные люди живут рядом с нами… и среди них есть бандиты, преступники, которые грабят и убивают. Кулику ужасно не нравился этот… Шершин. Он ведь отбил у него Катеньку, а сам уже был женат. То есть… Кулик упоминал о какой-то женщине, с которой проживал тот человек, когда начал крутить амуры с Катрин. Боже мой! Бедная Лиза!
– Я спрашивала о детях, – напомнила Ева.
– Я достоверно ничего не знаю. Но… если мужчина и женщина спят вместе, у них может появиться ребенок, это же естественно.
Ева вышла от Веселкиной разочарованная. И все же ей повезло: Ада Николаевна оказалась не только жива, она еще и подтвердила некоторые данные, полученные из других источников. История Лики – не выдумка, не розыгрыш богатой скучающей девицы. Неожиданно Ева поймала себя на мысли о другой женщине в жизни Шершина – не Катерине.
Что, если в этом и кроется ключ к разгадке тайны Дракона?
ГЛАВА 24
Господин Засекин встретил гостя неприветливо. Его загородный дом выглядел так же хмуро, мрачно, как и хозяин. Штукатурка на некрашеном фасаде одноэтажного строения потрескалась, на стенах темнели грязные потеки, немытые окна мутно глядели на неухоженную, заросшую диким кустарником улочку.
– Ну, входите, раз пришли, – угрюмо произнес рыхлый, седой мужчина. На его бледном, одутловатом лице сверкнули маленькие злые глазки.
«Постарел Вениамин Михайлович, – подумал Смирнов. – Сдал. В чем только душа держится, а все грозен, разобижен на весь мир».
– Что вам нужно? – простуженным голосом проскрипел отец покойного Бориса Засекина, едва они с гостем уселись на жесткие диваны в холодном холле. – У меня мало времени.
Интересно, куда это он торопится?
– Я хочу поговорить о вашем сыне, – осторожно сказал сыщик.
– А я не желаю ворошить прошлое, – отрезал Засекин. – И баста! Кто вы такой?
– Частный детектив. Занимаюсь расследованием некоторых обстоятельств из жизни господина Ростовцева.
Старик настороженно уставился на Всеслава.
– Вот как? Это с какой же радости вы явились ко мне?
– Думаю, вам небезразлично, из-за чего погиб Борис…
Возникла затяжная пауза, во время которой Засекин, сдвинув седые брови, размышлял, как ему быть, а Смирнов ждал его решения.
– Мой сын… заслужил свою смерть, – с трудом вымолвил старик. – Он поддался сиюминутному порыву и погубил нашу семью, – ему было наплевать на мать, на меня! Он оказался самовлюбленным эгоистом. Сколько унижений пришлось перенести нам с женой, чтобы спасти Борьку от тюрьмы, а себя от позора. Он уничтожил нас, наше доброе имя, репутацию, сделал нас изгоями!