Принцесса на час
Шрифт:
Я ухватилась за эту мысль. Если герцог даст нам денег на лечение матушки, то я не имею права этим пренебречь.
Тот сапфировый гарнитур, о котором мы вспомнили сегодня, был продан еще месяц назад — и, боюсь, воспользовавшись моей неопытностью, ювелир с Ратушной площади не дал мне за него и половину его настоящей стоимости. Но нам нужны были деньги — никто из местных докторов не мог определить ни причину матушкиной болезни, ни способы ее лечения, и мне пришлось пригласить специалиста из столицы. Но даже доктор с дипломом магической академии не смог поставить точный диагноз — лишь посоветовал
И хотя слова служанки звучали разумно, я всё-таки продолжала сомневаться. Мне казалось, что, познакомившись с герцогом Эрсаном без одобрения матушки, я вероломно вторгнусь в ее прошлое. В то прошлое, которое она пыталась сохранить в тайне.
— Нет, Арди, нет! Я скажу этому месье завтра, что не желаю знать никакого герцога!
Но ночь оказалась бессонной, и бодрствуя почти до рассвета, я многократно вспомнила каждое слово из вечерних разговоров. Оставшись здесь, я не смогу помочь матушке. Напротив, возможно, я лишу ее единственного шанса на выздоровление. Тулен находился за границей, в соседней Канзии, и даже если я найду работу, чтобы насобирать деньги на путешествие туда, потребуется не один год. Продержится ли столько матушка?
А если барон Дюко выполнит свою угрозу и добьется того, что нас выселят из этого дома? Куда мы пойдем тогда?
И хотя всё во мне противилось знакомству с герцогом Эрсаном, к утру я решила, что разумно будет хотя бы с ним поговорить. Он же не сможет заставить меня остаться подле него, если я не захочу этого делать? У него нет на это законных прав, и вряд ли он захочет публичного скандала.
Мы встретимся, я выслушаю его, быть может, найду оправдания тому, как он поступил с матушкой, и если он покажется мне неплохим человеком, то я хотя бы буду знать, что мы не одни на этом свете. А если он пожелает помочь мне деньгами, то я приму их на время — а потом, когда поступлю на службу, верну всё до последней медной монеты.
С этой утешительной мыслью я и встретила вернувшегося к полудню месье Барнэля — он, наконец, назвал свое имя. Но прежде, чем ответить гостю согласием, я выставила условие:
— Я не могу уехать из города, сударь, не расплатившись по долгам. Мне потребуется не меньше десяти эрлонов.
Для меня это была большая сумма, но наш гость, услышав это, не моргнул и глазом. И поняв, что ради выполнения поручения своего хозяина он готов быть очень щедрым, я добавила:
— И я должна оставить деньги нашей служанке Рикарде, которая будет присматривать за моей матушкой, пока я буду в отъезде. Пять эрлонов, не меньше.
Всё было решено за полчаса — мясник и зеленщик при свидетелях получили то, на что, на самом деле, не имели права, и Арди тоже опустила в свой карман увесистый кошель.
Мы с месье Барнэлем выехали этим же вечером. Я обняла Рикарду, и слёзы побежали у меня по щекам. С этим местом у меня было связано так много воспоминаний, что я оставляла его с тяжелым сердцем. Конечно, самые дорогие вещи я взяла с собой — медальон с маминым портретом и ее любимый томик стихов, — но много ли могло поместиться в дорожном саквояже? И мама, моя любимая мама оставалась здесь, а я даже толком не поговорила с ней перед отъездом. Я не смогла сказать ей правду о том, куда я еду на несколько дней — боялась, что волнение ухудшит ее состояние.
Глава 4
В ворота поместья Эрсанов мы въехали утром — солнце только встало, и снег на деревьях и подъездной аллее был бело-голубым. Дворец его светлости находился на холме и выглядел столь величественно, что я ощутила тревогу.
Как меня примут здесь? И знает ли кто-то, кроме герцога, что у него есть незаконнорожденная дочь? Быть может, его желание познакомиться со мной было минутной слабостью, о которой он уже пожалел, и теперь он велит мне убираться прочь? Но я бы даже не расстроилась из-за такого поворота дела.
— Не правда ли, мадемуазель, поместье очень красиво? — обратился ко мне месье Барнэль. — Его построил в прошлом веке дед его светлости, — он замешкался на мгновение, но всё-таки добавил, — ваш прадед.
Он ждал от меня ответа, и я кивнула — вид из окна кареты открывался восхитительный. Но через некоторое время я поняла, что направлялись мы отнюдь не к центральному зданию. Карета свернула на боковую аллею и, миновав мостик над прудом, остановилась перед двухэтажным особняком, почти терявшимся в хвойном перелеске.
Как я могла подумать, что его светлость не станет меня стыдиться? Вполне естественно было предположить, что он не захочет показать меня своей настоящей семье. Быть может, его мучила совесть, и он пригласил меня сюда, чтобы от нее откупиться? Или, поскольку думал, что мне известна матушкина тайна, я сама рано или поздно явлюсь к нему, чтобы потребовать деньги за свое молчание?
Боюсь, я покраснела, потому что месье Барнэль ободряюще мне улыбнулся.
— Его светлость полагал, что здесь вы будете чувствовать себя свободнее. Это гостевой дом, и поверьте, мадемуазель, его убранство вас не разочарует.
И он оказался прав — всё внутри особняка свидетельствовало о достатке его владельца — лепнина на высоких потолках, картины на стенах, мягкие ковры. Мой спутник передал меня рыжеволосой девушке, встретившей нас на крыльце, и откланялся.
— Меня зовут Шарлот, ваша милость. Изволите принять ванну с дороги или прежде утолите голод?
Мне показалось, что горничная смотрела на меня как-то странно, но я списала это на свой не слишком презентабельный вид.
Я была голодна, а учитывая, что наш разговор с герцогом мог закончиться не самым лучшим образом, следовало подкрепиться. Поэтому я не без удовольствия отдала должное пышному омлету и нежнейшему сыру.
— Желаете переодеться, ваша милость? — спросила Шарлот.
Я покачала головой. У меня было с собой платье, которое я считала нарядным, но птица столь высокого полета, как герцог Эрсан, вряд ли заметил бы разницу между ним и тем, что было надето на мне сейчас. Да и к чему церемонии между близкими людьми? Подумав так, я усмехнулась.
Горничная явно хотела быть мне полезной, но я отпустила ее, сказав, что мне ничего пока от нее не нужно. Я хотела избежать лишних разговоров — я не знала, что его светлость изволил сказать обо мне.