Принцесса на час
Шрифт:
Я с детства мечтала побывать в столице, но оказавшись здесь, не находила в Алузе ничего привлекательного. Город казался слишком шумным, люди — слишком суетливыми, а разница между аристократами, разъезжавшими по улицам в золоченых каретах, и простыми горожанами — слишком разительной.
Однажды я увидела из окна своей спальни самого принца — кортеж его высочества проезжал по бульвару, и я, услышав донесшийся с улицы шум, раздвинула шторы. Будущий муж моей сестры ехал верхом, но с такого расстояния было трудно разглядеть его лицо. Он кланялся в ответ на приветствия подданых и показался мне
Если герцог сказал правду, и для его высочества верность любимому человеку была основой отношений в семье, то наш обман становился особенно ужасным. И даже если принц никогда об этом не узнает, как Эльвира будет чувствовать себя рядом с ним? Как сможет требовать от него любви и доверия, если сама была с ним нечестна?
Впрочем, мне не следовало думать об этом. Это было не мое дело. Мне нужно выполнить свою часть договора (при этой мысли я содрогнулась), получить от герцога деньги, уехать в Тулен с матушкой и Арди и постараться забыть о странных нравах высшего общества.
За те три дня, что я провела в столице, его светлость навестил меня лишь однажды. Он извинился за то, что не мог уделить мне больше времени, сославшись на то, что у них много дел накануне свадьбы. Он передал мне поклон от Эльвиры, но я знала, что на самом деле моя сестра всего лишь волновалась, не передумала ли я. Первая половина обещанной суммы уже лежала в потайном кармане моего платья, и это меня немного подбадривало.
Герцог сказал, что сам он в вечер того дня, когда состоится свадьба, не сможет выйти из дворца — праздничный пир будет продолжаться до ночи. Меня же к условленному месту встречи с его сестрой — главной фрейлиной двора — проводит месье Барнэль.
В день свадьбы сестры я предпочла никуда не выходить. Но я слышала, как звонили колокола главного собора Алузы.
На всех площадях города были выставлены столы с напитками и угощениями, и к вечеру вся столица наполнилась музыкой и песнями.
Дело шло к ночи, и я сходила с ума от волнения. Я вся дрожала, и эту дрожь не уняли ни наброшенный на плечи плед, ни чашка горячего чая.
А если его высочество всё-таки поймет, что перед ним — не Эльвира? Что он сделает тогда со мной? Велит бросить в тюрьму? И разве поверит он тому, что я пошла, лишь поддавшись уговорам герцога? В том, что папенька с сестрой сумеют как-нибудь из этого выкрутиться, я не сомневалась.
Еще была возможность отказаться от этой затеи — сбежать из столицы, вернуться домой. Но стоило мне подумать о том, что мы снова окажемся без денег, и я ничем не смогу помочь матушке, как меня охватывал еще больший ужас. Ради нее я могла пойти на всё.
Его высочество придет в опочивальню после брачного пира. Возможно, он будет уже нетрезв и не сумеет разобраться в ситуации. Если герцог и Эльвира постараются, его бокал не будет пустовать. А если так, то почему бы принцу не заснуть, едва добравшись до кровати? Эльвира заняла бы свое законное место в постели мужа и уж наверняка сумела бы наутро убедить его в том, что он исполнил свой супружеский долг.
Эта мысль несколько подбодрила меня, и когда месье Барнэль появился на пороге, я встретила его с куда большим спокойствием, чем ожидала сама от себя. Я надела плащ с капюшоном, почти полностью скрывавшим мое лицо, и мы вышли на бульвар.
В небе ярко светила луна, но улицы Алузы в эту ночь были освещены и множеством фонарей. Было тепло, но я всё равно поплотнее закуталась в плащ. Месье Барнэль решительно направлялся к королевскому дворцу, и я едва поспевала за ним. К резиденции его величества мы подошли не с парадного входа, а откуда-то сбоку. Мой провожатый показал страже на воротах пропуск, и нам никто не воспрепятствовал.
Кажется, месье Барнэль был намерен воспользоваться входом для прислуги, и там я тоже ожидала увидеть караул. Но нет — дверь нам открыла женщина, на плечах которой тоже был темный плащ.
— Благодарю вас, Барнэль! — сказала она. — Вы можете идти. Утром я сама провожу мадемуазель до ворот.
Он поклонился и пошел прочь. Я же шагнула за женщиной в темноту коридора.
Глава 8
Она не посчитала нужным назвать себя, и мы с ней долго шли по длинным путанным коридорам в полном молчании. После четверти часа такого пути она открыла в стене дверь, которую вовсе невозможно было заметить, а потом, когда мы оказались на узкой и темной лестнице, закрыла ее за нами. Подниматься по потайной лестнице было неудобно, но я понимала, что она не могла провести меня в спальню более лёгким маршрутом.
Наконец, была открыта еще одна дверь, и я зажмурилась от яркого света. Это была не опочивальня, а скорее, гардеробная — большая комната, где на манекенах из папье-маше были развешаны наряды умопомрачительной красоты. Но от их созерцания меня отвлек голос женщины, что привела меня сюда.
— Давай же познакомимся, дорогая моя!
Я оглянулась — она уже сбросила своей плащ. Она была довольно молода и весьма миловидна. В темных волосах я заметила несколько серебристых нитей, но ее фигура была изящна, а взгляд карих, как и у герцога, глаз — полон любопытства.
— Ты настоящая красавица, Луиза! — воскликнула она, обойдя вокруг меня. — И ты очень похожа на свою матушку.
Она обратилась ко мне на «ты» без малейшего стеснения. Должно быть, подумала, что между близкими людьми церемонии ни к чему. Но это проявление родственных чувств вызвало у меня лишь недоумение. Возможно, встреться мы при других обстоятельствах, я сумела бы оценить эту приязнь должным образом, но сейчас я лишь отступила на шаг и холодно откликнулась:
— Благодарю вас, сударыня!
— О, как же я сразу не подумала! — улыбка сбежала с ее губ. — Ты же совсем ничего обо мне не знаешь. Если ты не знала о своем отце, то и обо мне твоя матушка ничего тебе не рассказывала. Позволь представиться, я — маркиза Ризен. Но для тебя — просто тетушка Розалин.
Меня покоробило от того, как по-свойски она со мной разговаривала. И это спокойствие и даже веселость вызывали лишь раздражение. Она тоже была участником этого ужасного обмана, а ведь, будучи главной фрейлиной королевского двора, она должна была бы с куда большей заботой отнестись к защите интересов его высочества — пусть даже это и шло вразрез с интересами ее брата.