Принцесса особого назначения
Шрифт:
В стане Аршхана кабан уже жарился, так что нам пришлось тоже поторопиться. Пока Рхарге устанавливал освежеванного шенге кабана на вертел, я торопливо складывала у костра требуемые листики, специи и корешки. Закончив с тушей, Рхарге зажег огонь и начал лениво крутить тушу. Настроение у нас обоих было отвратительное. Чтобы отвлечься, я начала расспрашивать, для чего те или иные приправы.
– Рхарге, это что?
– Зевр, аромат… сильнее, – пояснил орк.
– А это? – Я указала на мешочек с красным порошком.
– Ожге… жжет, – ответили мне, и я
Этих ожге набралось девять видов, и, когда туша немного прогрелась, Рхарге посыпал немного перца, всех видов, на широкий лист, а вот красного взял совсем маленькую щепотку, и всем этим щедро намазал кабана. Аромат мгновенно наполнил все вокруг, и даже степняки повернулись, глядя на нашего кабанчика. Мы с Рхарге радовались возможности утереть им нос, но тут… пламя, совершенно не имея на то видимых причин, резко взвилось и сожгло бок нашей дичи, в результате чего аппетитный аромат сменился запахом гари. И чьих это было рук дело? Правильно мыслите, нам с орком подчеркнуто невинная рожа ракарда тоже показалась подозрительной.
Рыча от злости, мы соскребли обгорелый шмат и продолжили приготовление. Через полчаса наша дичь вновь аппетитно благоухала, и Рхарге начал прикрывать костер листьями, чтобы дым прокоптил мясо, как вдруг… пламя, ревя и потрескивая, вырвалось из-под зелени, и в огненных объятиях за какие-то секунды уничтожило все наши старания. Мы с Рхарге взвыли одновременно!
Я уже искала, чем запустить в ухмыляющегося красивого негодяя, как вдруг заметила… тонкую струйку красного ожге, которая тянулась куда-то в сторону. Резко обернувшись, я увидела невинный-преневинный взгляд шенге. Догадаться, кому предстоит сегодня испытать прелести данной приправы, не составляло особого труда.
– Утыррка идти с Рхарге собирать гнезда, – приказал шенге, набрасывая больше листьев на огонь и сокрушенно глядя на обгорелую тушу.
Мы с орком поднялись и пошли грабить утиные гнезда. Утки, клыкастые и далеко не безобидные, активно выражали протест нашим действиям. Рхарге провел переговоры в форс-мажорном режиме, в результате которых к полной корзине яиц добавились и четыре тушки крупных селезней… мням! Уже покидая камышовые заросли, орк указал на покинутое гнездо.
– Утыррка, тухлые яйца…
Естественно, мы взяли их с собой!
По возвращении в лагерь нас встретил умопомрачающий аромат жареного кабана, довольные лица степняков и угрюмые морды наших, сидящих перед черной обгорелой тушей, которой предстояло быть их ужином. В общем, кажется, нам с Рхарге предстоит ночное дежурство, исключительно во избежание удушения голодными орками.
Пока Рхарге свежевал уток, отдирая перья вместе со шкурой, я торопливо складывала утиные яйца поверх листьев, под чутким руководством шенге.
Ужинали мы все печеными яйцами, ну и каждому по маленькому кусочку от недожаренных уток досталось. Кабана есть никто не захотел, так как сверху он был сгоревшим, а внутри сырым. Степняки откровенно хохотали над нашим лесным народом, и только Оливер с наслаждением ел яйца и даже взял добавки.
Подавленное настроение и коллективные завистливые взгляды на кабана степняков резко сменились взглядами недоуменными, когда степные приступили к обжорству. Естественно, я следила исключительно за ракардом, и вот когда прекрасное лицо покраснело, а из глаз брызнули слезы… Ха-ха! Знай наших! Половина степных бросилась к реке, вторая пыталась заесть листьями или запить какой-то вонючей гадостью из бурдюков, но в результате тоже убежали к реке. Я не выдержала первая и стала хохотать, согнувшись и пытаясь замаскировать смех кашлем. Не помогло. Вскоре все лесные начали смеяться над возвращающимися от реки степняками.
Степные возвращались, дыша ртом, отчаянно вытирая непрекращающиеся слезы и гневно глядя на своего несчастного повара, который по странному стечению обстоятельств единственный не успел попробовать мяса, отрезая куски другим. Кажется, сейчас будет весело…
Но тут… Ракарды и так красивые, но разгневанный ракард с покрасневшими после перца губами, в ярости спускающийся к лагерю, с развевающимися волосами и взглядом, готовым метать молнии… Это неописуемо! Мой смех сменился восторженным стоном, на который угрожающим рычанием ответили разом и шенге, и Рхарге, а Оливер – странным ругательством… А ну их, и что они понимают в мужской красоте…
– Утыррка! – произнес грозно шенге, осознав, что на рычание я не обратила и малейшего внимания.
– Утыррка любоваться природой, – мечтательно сообщила я.
Разгневанная природа, в лице не менее разгневанного Аршхана, явилась, гневно взирая… на меня. Ну правильно, если кто и виноват, то сразу Утыррка!
– Не рой яму другому! – почему-то произнесла я… глупею в присутствии вот таких вот.
Аршхан бросил взгляд на наш сыро-горелый ужин, порычал для вида и ушел.
Тому, что нас оставили караулить первую половину ночи, мы с Рхарге даже не удивились. Удивление скорее вызвали две кабаньи туши, одну из которых к нам подволокли наши, лесные, а вот вторую – степняки. Ну конечно, виноватыми нас оставили!
– Утыррка очень злая, – созналась я, подкладывая дрова в один костер, потом во второй.
– Рхарге злой и… веселый, – сознался мой нянь.
– Утыррка готова рвать Аршхана голыми руками! – А неплохая идея…
– Нет, – Рхарге фыркнул, – Утыррка дарить Аршхан много запаха!
Мы одновременно посмотрели на тухлые яйца, сиротливо лежащие в стороне, под сумкой.
Первое яйцо в стан спящих степняков запустил Рхарге. Бросок у него был точным, поэтому тухлое содержимое вывалилось из скорлупы рядом с костром.
– Тепло делать запах сильнее, – сообщил мой любимый нянь.
Второй ход был моим. Орки чрезвычайно чувствительны к запахам, у них утро и вечер – это время водных процедур. Если аромат тухлятины будет сильным, орки пойдут… мыться! И потому остальные яйца я благополучно рассыпала по тропинке к реке.