Принцесса тьмы
Шрифт:
– Да, девочка, я родилась НАВЕРХУ. И была там необычайно счастлива. Тебе сейчас трудно в это поверить, но я была беззаботной, веселой хохотушкой, наслаждавшейся жизнью и своей молодостью.
– Это ты-то хохотушка?
– недоверчиво фыркнула Найт.
– Да за всю свою жизнь я ни разу не видела, чтобы ты улыбалась.
– Представь себе. У меня были родители, которых я очень любила и по которым безмерно скучаю по сей день. Обыкновенные земные люди. У меня были друзья. Много друзей! И их я тоже очень любила... И еще у меня было призвание. Небо! В нем был смысл всей моей жизни.
Обычно тусклые и безжизненные глаза Сэд вспыхнули и зажглись вдруг звездами, излучая дивный свет. Найт смотрела
– Знаешь, кем я была? Парашютисткой. Мастером затяжного прыжка.
– А что это такое?
– Это когда прыгаешь с самолета, не раскрывая парашюта, и, раскинув руки, долго, божественно долго падаешь. Нет, не падаешь, а паришь над землей, как птица! Только ты и небо! И ветер в каждой клеточке тела. И дикий, безумный восторг от полноты жизни, от единения с небом, с природой... с самой Жизнью. А под тобой раскрывает объятия красавица Земля. Извилистая лента реки, зеленые холмы, малахитовые пятна лесов и крошечные букашки-машины, снующие по шоссе.Ты летишь им навстречу. Ты ежесекундно рискуешь жизнью. Ведь парашют может и не раскрыться. Но ты снова и снова идешь на этот риск, чтобы испытать себя, покорить себя, а значит покорить весь мир. Именно эти мгновения мы и называли настоящей жизнью, тем кратковременным счастьем, ради которого стоило жить на свете.
– Женщина-птица... Женщина с неба!- одними губами прошептала Найт.
– Твой отец увидел меня по телевизору, - уже совсем другим тоном продолжала Сэд.
– И возжелал приумножить мною свою коллекцию музейных редкостей. Он похитил меня. Не он даже, а его верные псы. Они выследили меня в метро. Схватили. Завязали глаза... Я долго ничего не могла понять. Даже когда оказалась здесь. Я не могла себе и вообразить такое, что очутилась вдруг глубоко под землей. От меня это скрывали.
А потом вошел он. И я дико закричала от ужаса и страха, увидев его. Он поспешно удалился, и не показывался, не могу сказать, сколько дней. Ведь здесь времени будто и не существует вовсе. А когда снова вернулся, на нем был грим и парик, и лайковые перчатки. Он силой заставил меня стать его женой, его наложницей. Далеко не сразу я узнала, что человек с нарумяненными щеками и черными длинными волосами тот самый полупрозрачный монстр, который так напугал меня. Когда же я поняла это, то хотела покончить с собой. Но тут узнала, что жду тебя. И я заставила себя жить. Ради тебя. Хотя... прости меня, дочка, я не могла любить тебя так, как мать любит свое дитя, потому что... потому что твоим отцом был он. Для тебя земляные люди привычны. Ты выросла среди них. Но попытайся понять меня. Ведь ты бываешь наверху, бываешь там, куда мне путь заказан. Ты видишь людей, среди которых жила я. Попробуй взглянуть на своего отца их глазами... Моими глазами!
– Ну не всем же нужно быть такими как ты, мама. Одни светлые, другие смуглые, третьи прозрачные. А есть еще слепые и лопоухие. Скажи спасибо, что не они похитили тебя.
– Найт вспомнился долговязый пленник лопоухих, моливший ее о помощи.
– Да? А ты могла бы стать женой лопоухого?
– Брр! Ни за что! Я умерла бы от отвращения.
– При одной мысли об этом ее передернуло.
– Вот теперь, я надеюсь, ты поняла меня. Извини, но прозрачные для меня то же, что для тебя лопоухие.
– Женщина умолкла ненадолго, потом задумчиво проговорила: - Мои родители наверняка меня давно уже похоро- нили. Целых 16 лет я не видела отца и матерти. Целых 16 лет я не видела дневного света, солнца и неба. Целых 16 лет я не видела нормальных людей. Я и сама похоронила себя. Только заживо.
– Мне жаль тебя, мама, - быть может впервые в жизни расчувствова- лась
– А мне жаль тебя, девочка.
– Сэд привлекла к себе дочь, и тоже впервые в жизни. И эта неизведанная материнская ласка вызвала в душе Найт целую бурю чувств.
– Не о такой жизни я мечтала для своей дочери. Не о такой, с позволения сказать, “семье”. Сколько слез я пролила над твоей колыбелью. То была одна сплошная, нескончаемая бессонная ночь. Иногда я молила Бога, чтобы он забрал тебя... вместе со мною.
– Ты желала мне смерти!?
– Найт с негодованием оттолкнула мать, зло уставившись на нее.
– Да, дочка. Желала. Я не хотела видеть тебя несчастной. Я то и дело всматривалась в твое тельце, лицо, боясь увидеть эту проклятую прозрачность. Ведь я не теряла надежды вернуться когда-нибудь на землю. А как восприняли бы тебя люди, какая ждала бы тебя участь, если бы ты стала... такая как твой отец, как все они...
Слушая излияния матери, Найт медленно встала и так же медленно подняла подол платья до самого подбородка. Не произнося ни слова, она пристально следила за реакцией матери.
Запнувшись, та умолкла на полуслове. Ужас на ее лице сменился отчаянием. Наконец, ей удалось взять себя в руки.
– Когда это началось?
– глухим голосом спросила она.
– Не знаю. Мама! Я стану вся такая?
– Скажи мне, Найт, ты часто гуляешь по подземным лабиринтам?
– Очень часто.
– А у цветных испарений?
– Часто, если ты имеешь ввиду Цветной туман. Он так красиво клубится, в нем возникают такие удивительные картины. Я могу смотреть на них часами, забывая обо всем на свете.
– Ах, Господи! Неужели отец не предупредил тебя?
– О чем он должен был меня предупредить?
– Эти желтые испарения возникают в местах сильной концентрации ядовитых химических отходов. Мне больно говорить об этом, но их, спускает под землю мой город. Они вызывают головокружения, иногда обмороки и галлюцинации. И что самое страшное - они вызывают мутации у людей и животных, входящих с ними в соприкосновение.
– Что вызывают?
– Всевозможные изменения в организме, отклонения от нормы. Живущие здесь пропитаны этой пакостью насквозь. К этим испарениям привыкают как к наркотику. Они все тут бегают его нюхать. Но мне и в голову не могло придти, что ты окажешься в их числе. Ведь он такой отвратительно едкий.
– Мне нравится его запах, а главное - картинки, которые он мне показывает.
– Глупенькая. Обещай мне что ты никогда-никогда не пойдешь больше к этому “цветному туману”.
– Если не пойду, это исчезнет?
– Она показала себе на живот.
– Должно исчезнуть.
– Тогда обещаю.
– Подумав, Найт добавила менее уверенно: - Я постараюсь.
В комнату заглянул мэр, внимательно оглядел обоих:
– Мать и дочь вместе.Какая редкость. Рад. Чрезмерно рад. Поистине в нашей семье последнее время совершаются настоящие чудеса... Сэд, дорогая, я иду на совещание.
– Я с тобой!
– оживилась Сэд, вскакивая с проворностью девочки.
Найт удивленно воззрилась на нее:
– Ну и ну. Папа прав, чудеса да и только.
Вадима с завязанными глазами провели по коридорам, втолкнули куда-то и коротко бросив: “Располагайтесь”, захлопнули дверь. Некоторое время он стоял неподвижно, не зная, что делать, и наконец сдернул с глаз повязку. Он был один в небольшом, овальной формы помещении, богато меблированном то ли под гостиную, то ли под будуар. Журнальный столик и два кресла на гнутых звериных ножках, диван, мягкие пуфы и несколько стеклянных шкафов вдоль стен, заполненных уникальным фарфором и статуэтками. После его аскетической кельи, в которой не было ничего, кроме лежанки, громоздкого стола и стула, ему показалось, что он попал в царские хоромы.