Принцесса Володимирская
Шрифт:
Трое молодых людей, наиболее часто ее посещавших, тоже отсоветовали ей ссориться с соседями. Эти лица были барон Фриде, барон Шенк, оба немцы, и голландец Ван-Тойрс.
Эта французская аристократка, вдова де ла Тремуаль, была, конечно, не кто иной, как та же, брошенная на произвол судьбы по волнам житейского моря, Катрина – в детстве, Людовика Краковская – в юности, затем Алина Франк, Алина Шель…
Барон Фриде, еще недавно красивый молодой человек, теперь похудевший, постаревший, с болезненным видом, с лихорадочно блестящими, но усталыми глазами, с сухим, зловещим кашлем, был – Дитрих, бросивший жену и отечество, чтобы последовать за женщиной, которую
Другой молодой человек, замечательно красивой наружности, элегантный, очень образованный, говорящий почти на всех европейских языках, – был сын богатого гентского банкира. Ван-Тойрс был почти в одинаковом положении с Дитрихом и даже, с известной точки зрения, – в еще худшем.
Дитрих бросил жену, с которой прожил несколько месяцев и которую возненавидел, но он ничего не потерял и никого, кроме этой постылой жены, не сделал несчастной.
Ван-Тойрс, безумно влюбившись в Алину, бросил все свое семейство, жену и троих детей, отца, мать и бабушку, обожавшую его и умершую с горя.
Пользуясь доверием отца и управляя банкирским домом, Карл Ван-Тойрс с первых дней знакомства с Алиной начал дело разорения своей семьи.
С той минуты, что Алина отдалась ему, Ван-Тойрс принужден был передавать ей громадные суммы, которые Алина не тратила, а просто как бы расшвыривала вокруг себя. Скоро пришлось занимать, и всякий охотно давал старшему сыну известного банкира всякие суммы, и Алина с Дитрихом и Ван-Тойрсом объехала Голландию, Бельгию и снова проехала по северной Германии с целой свитой, как владетельная принцесса. Затем они поселились в Гааге.
Не прошло года, как дела запутались; вся семья Ван-Тойрсов была разорена, осталась почти на улице, а банкирский дом оказался несостоятельным ввиду той массы векселей, которую раздавал во всех городах молодой человек. По жалобе отца полиция была поднята на ноги, кредиторы помогли, и Карлу Ван-Тойрсу невозможно было уже оставаться на континенте. Поневоле Алина с двумя друзьями переехала в Лондон.
В торговом мире богатой столицы имя банкира Ван-Тойрса было тоже несколько известно; слухи о банкротстве еще, вероятно, не дошли сюда, и Карл мог еще несколько месяцев доставать деньги на векселя торгового дома.
Когда-то, еще в Генте, на деньги нового друга Алина купила документы за крупную сумму, для того чтобы Дитрих стал бароном Фриде. В Бельгии существовал миллионер с этим титулом, о нем слыхали и в Лондоне, и теперь, когда все средства Ван-Тойрса иссякли, Дитрих-Фриде поневоле, в свою очередь, скрепя сердце, согласился выдать себя за сына этого миллионера, чтобы доставать деньги.
Так продолжалась жизнь изо дня в день, жизнь бессмысленная, праздная… Наконец, когда все деньги, добытые самозваным сыном миллионера, подложным бароном Фриде, тоже были рассорены, тогда поставщики госпожи Тремуаль стали грозиться засадить ее в тюрьму по самым ничтожным суммам. Более сотни тысяч разбросала госпожа Тремуаль по Европе и избегла неприятностей, а теперь из-за ничтожной суммы – менее тысячи фунтов стерлингов – ей приходилось расплачиваться позорным образом.
Но в эту минуту явилась новая личность, представленная Ван-Тойрсом госпоже Тремуаль. Это и был барон Шенк.
Это был человек лет за тридцать, веселый, остроумный, полунемец, полубельгиец, с умным лицом, но особенно некрасивым.
В продолжение нескольких дней Алина невольно с удивлением разглядывала черты лица барона.
– Можно ли быть настолько дурным! – говорила она своим друзьям.
И во сколько барон Шенк был дурнее Ван-Тойрса и Дитриха, во столько был умнее, смелее, находчивее и изобретательнее, а сверх всего этого вскоре оказался оригинальной личностью… находкой для друзей.
Дней через десять после своего знакомства с госпожой Тремуаль, однажды вечером, оставшись наедине с ней, он, шутя, объявил, ей, что он самозваный барон, не имеет никаких определенных средств к существованию и живет на средства, «добываемые честнейшим образом… по мнению нечестных людей».
– С точки же зрения богатых и чопорных людей, – сказал он, – я, ваш покорнейший слуга, не что иное, как авантюрист, ловкий мошенник, или то, что французы называют: chevalier d’industrie [8] …
Определив остроумно и со смехом себя и себе подобных. Шенк попросил прямо, глядя в лицо красавицы Алины, – отвечать искренне и сказать свое настоящее имя и происхождение.
Алина вспыхнула и рассердилась.
– Если вы не снимете маску, то моей ноги больше не будет в вашем доме, – выговорил Шенк. – Я открыл карты, вы должны сделать то же. Если я снял костюм и маску, вы обязаны как честная женщина поступить так же. Если вы желаете сохранить со мною дружеские отношения, заключить оборонительный и наступательный союз на людское простодушие, то вы должны назвать себя настоящим именем, а равно и господ Ван-Тойрса и Фриде, – тогда я ваш.
Алина поневоле согласилась, и барон Шенк тотчас поверил самозванству барона Фриде, но упорно долго не мог поверить, что Ван-Тойрс – имя не вымышленное и что Карл действительно сын известного банкира, который незадолго перед тем был объявлен в Генте банкротом.
Через несколько дней после этого в доме госпожи Тремуаль снова началась прежняя беззаботная, праздная и бессмысленная жизнь благодаря средствам Шенка. Но Алина была скучнее и грустнее; положение ее напомнило ей ее положение в Берлине относительно принца Адольфа.
Она была теперь всем обязана человеку, феноменально некрасивому, который был ей почти противен… а между тем он начинал уже предъявлять права на ее благосклонность…
II
Если барон Шенк признался Алине, что он не барон и что фамилия его совершенно иная, то он все-таки не назвал себя и не сказал, кто он такой. Это был тип авантюриста, которых было много за все XVIII столетие во всей Европе и в особенности в двух центрах: в Париже и в Лондоне.
Авантюристы встречались на всех общественных ступенях, начиная с гостиниц, игорных домов и увеселительных мест и кончая посольскими и придворными кружками. Всюду были люди неизвестного происхождения, говорящие на многих языках, дерзкие, быстро появлявшиеся и еще быстрее исчезавшие. Достаточно было обладать известной долей смелости, быть неразборчивым в средствах, иметь известный светский лоск, и можно было в чужой стране в качестве иностранца, принимаемого радушно, достигнуть всего.
Именовавший себя бароном, Шенк не только не имел ни рода, ни племени, но даже не имел отечества: он сам не знал, откуда он и кто были его родные. Пятилетним мальчиком он очутился в южной Венгрии, воспитываемый каким-то молдаванином. Выходец из Молдавии, небогатый и суровый старик жил какими-то темными средствами, был ненавидим всем околотком. Мальчик точно так же ненавидел старика и боялся его. Вскоре, когда ему не было и десяти лет, он узнал, к великой радости, что совершенно чужой этому старику.