Принцесса Володимирская
Шрифт:
Несмотря на то что красота и вообще вся изящная внешность г-жи Тремуаль сразу поразили его и околдовали, тем не менее он осторожно и ребячески относился к красавице и, будучи сильно влюблен в нее, почти избегал даже оставаться с ней наедине. Эта именно наивность непочатой души и юношеская чистота помыслов особенно и прельщали Алину. С графом Осинским она и себя чувствовала лучше, выше, чище…
Бежать с ним хотя в Ост-Индию Алина думала, но не решилась! Ей было жаль загубить юношу. К нему она вдруг обрела в себе какое-то хорошее чувство… Вдобавок, и средства,
Дитрих ревновал Алину ко всем, кроме Ван-Тойрса, с которым подружился и который все-таки дорогой ценой – высшей, чем сам Дитрих, – купил любовь Алины, то есть пустил по миру и обесславил отца и всю семью. К Шенку оба они относились сначала с боязнью, чуя его тяжелую руку, а затем ввиду его простых дружеских отношений с Алиной и отчасти благодаря большой сумме, которую Алина от него получила, молодые люди терпели его присутствие.
Наоборот, граф Осинский был им ненавистен. Они оба боялись, что Алина, увлеченная «мальчишкой», способна на детскую и нечестную выходку: исчезнуть вдруг с ним, оставив обоих разоренных любовников на произвол судьбы.
Алина все это понимала, и это, с одной стороны, озлобляло ее, раздражало самолюбие, а с другой – увеличивало чувство к Осинскому, подливало масла в огонь.
За последнее время Осинский стал бывать чаще у г-жи Тремуаль, и взгляд его, простодушный и добрый, был грустнее. Алина видела и чувствовала, что он более чем когда-либо влюблен в нее.
Наконец однажды молодой человек явился встревоженный и, краснея, объявил красавице, что его повышают, переводят из Лондона в Париж, где посланником его родственник по матери, Огинский. Алину новость эта поразила…
Причудница мысленно решилась тотчас следовать за юношей, покинуть Лондон и бросить надоевших ей своей ревностью Дитриха и Тойрса. Вдобавок, она этим спасалась от уродливого и антипатичного Шенка…
Алина узнала день отъезда Осинского и, ничего ему не объясняя, попросила только отложить путь на несколько дней… ради одного важного обстоятельства, которое она обещалась ему объяснить.
В сущности, ей надо было самой все приготовить к бегству.
VI
В тот самый день, когда Алина готовила Осинскому неожиданность, счастье – взять ее в дорогу с собой и в полное распоряжение, – в этот же именно день явился барон Шенк со своим объяснением и предложением миллионов.
Алина призадумалась и колебалась.
Красавцев Осинских было на свете немало. Кроме того, бегство с ним давало ей трех новых врагов из трех друзей. С другой стороны, новая связь с юным аристократом приведет ли к браку и к высшему общественному положению? Если его семья не примет ее?! Если отец Осинского прогонит его и лишит всего? А здесь Шенк обещает иное! И по всей вероятности, он не лжет и даже не преувеличивает…
– Лучше остаться, – решила теперь Алина, – и иметь такого союзника, как Шенк! Если уж рисковать быть двумужницей, то, по крайней мере, при иных условиях. Выйти за человека более независимого и состоятельного и с высшим общественным положением. Единственное, что возможно и что, конечно, тотчас я позволю себе, – это каприз. Une partie de plaisir [10] .
В тот вечер, который барон Шенк назначил для объяснений, у Алины случайно собралось много гостей, и дело пришлось отложить.
Осинский явился ранее других и, не спуская влюбленных глаз с Алины, вопросительно глядел в ее красивое и веселое лицо. Ему хотелось узнать скорее загадку, которую задала ему Алина, попросив отложить отъезд.
Но он не чуял, что в этот день все изменилось. Он не знал, на что еще вчера хотела решиться молодая женщина по отношению к нему. А теперь он равно не знал об отмене этого решения.
Вечер был такой же скучный, как и все предыдущие, но Алина была оживленнее, нервнее, и все заметили в ней какое-то особенное настроение…
Когда гости вдруг с общего разговора перешли в горячий спор по поводу какого-то политического события, всех взволновавшего накануне, кроме одной г-жи Тремуаль, хозяйка подошла к Шенку, отвела его в сторону, к окну, и заговорила тихо:
– Мне все равно, что именно вы мне предложите… Я согласна заранее! Я вам верю! И вы найдете во мне решительную и верную союзницу!.. Но только с одним условием… Я вам предложу одно условие, на которое вы должны согласиться… Условие пустое, ребяческое…
– Извольте… Скажите… – вымолвил Шенк, пронизывая женщину своим взглядом и тщетно стараясь понять, почему Алина, спокойная еще утром, теперь отчасти взволнована.
Шенк боялся загадочного в своих друзьях и знакомых. Он любил и отчасти привык видеть всех насквозь, и всякая тайна его раздражала.
В эту минуту он ничего не понимал.
– Без этого условия, – продолжала Алина, – я моего согласия на ваше предприятие не дам, какое бы оно ни было…
– Говорите, боже мой! – нетерпеливо произнес Шенк настолько громко, что многие обернулись и горячий cпop смолк на минуту. Алина увидела, что говорить теперь было мудренее, – их могли услышать.
– Надо обождать. Вы неосторожны. Говорите мне что-нибудь, – шепнула она.
Шенк громко стал говорить с ней о покупке лошадей.
Гости прислушались и снова заговорили и заспорили о чем-то.
– Слушайте же теперь внимательно! – произнесла, обождав, Алина несколько свободнее и громче. – Не удивляйтесь.
– Постараюсь. Хотя женщина вроде вас может удивить самого черта.
– Вы мне дадите важное поручение на неделю, по которому я должна буду уехать из Лондона. Не для англичан, конечно. А для Дитриха и Карла. Через неделю я вернусь…
– Куда же вы поедете? – мрачно и недоверчиво глянул на красавицу Шенк. Ее возбуждение, румянец на лице и особый блеск в глазах смущали его.