Принцесса
Шрифт:
— Я не причинил тебе боли, нет? — спрашивает он наконец, присаживаясь на край кровати рядом со мной.
Было немного больно, но я хотела этого.
— Мне понравилось.
— Ладно. Хорошо, — Грант делает паузу, затем признается. — Мне тоже.
Еще минуту мы сидим и тяжело дышим.
Кто-то должен закончить это, и я понятия не имею, как это сделать.
— Наверное, нам не стоит делать это снова, — говорит наконец Грант.
— Я знаю, — я с самого начала знала, что это случится только один раз. Я встаю и говорю ему то, что тоже является правдой. — Но если все изменится,
Глава 4
Вчера
Единственной константой в моей жизни всегда было плавание. Независимо от того, где я нахожусь и что происходит в моем мире, я могу встать пораньше, надеть костюм и защитные очки и нырнуть в прохладную хлорированную воду. Мое тело знает, что делать, не задумываясь. Работать ногами. Грести руками. Синхронизировать дыхание. И заставить себя двигаться. Быстро. Плавно. Мощно.
В такие моменты я контролирую все, даже когда остальной мир разваливается на части.
Через пять месяцев после выхода из карантина все изменилось, но я по-прежнему плаваю каждое утро. В конце концов у нас закончатся химикаты или энергия, необходимая для поддержания бассейна в рабочем состоянии (или и то, и другое), но этого пока не произошло. Так что в пятницу утром я встаю в шесть часов в квартире в бункере, которая все еще принадлежит мне, и спускаюсь на уровень бассейна.
Там пусто, как и всегда сейчас. У Гранта ранняя утренняя смена, он охраняет периметр лагеря на поверхности, так что он больше никогда не плавает, когда это делаю я.
Я плаваю всего час, потому что моя рабочая смена начинается раньше, чем обычно. Я спешу обратно в душ и переодеваюсь в джинсы, облегающую футболку с V-образным вырезом и туристические ботинки, которые мой отец включил в мой гардероб в бункере, но я их вообще не носила, пока мы не вышли из карантина. Я заплетаю свои мокрые волосы в одну длинную косу, поскольку у меня нет времени что-либо с ними делать, а затем поднимаюсь на лифте на поверхность, где большая часть нашего сообщества занята своими утренними делами.
Нас осталось всего шестьдесят шесть человек. Из двухсот человек, которые были помещены в карантин пять лет назад.
Как только мы открылись, несколько семей уехали, чтобы заниматься своими делами, больше не находясь под каблуком у руководства бункера. Я знала и любила многих из тех, кто уехал, и я не имею ни малейшего понятия, что с ними случилось.
Если это хоть немного похоже на то, что произошло с нами за последние пять месяцев, то большинства из них уже нет в живых.
В первые пару месяцев, прежде чем мы узнали достаточно, чтобы принять строгие меры предосторожности, на нас напали несколько разведывательных и охотничьих отрядов, угнали транспортные средства и убили наших людей. Может показаться, что вокруг осталось очень мало людей, но если мы по какой-либо причине оказываемся в неподходящих местах, то становимся мишенями бродячих банд, единственной целью которых, кажется, является причинение вреда невинным. Теперь мы лучше знаем, как избегать
Но у нас были и другие проблемы. Два месяца назад в наш бункер попала болезнь. Доктор Уиллоуби считает, что это вирус, который наверняка развился, пока мы были под землей, и поэтому мы не контактировали с ним ранее и не развили иммунитет. Он убил тридцать восемь из нас.
Я ужасно сильно заболела, но оказалась одним из тех счастливчиков, которые поправились.
Так что в целом наша численность сократилась с тех пор, как мы вышли из карантина. Некоторые люди думают, что это было ошибкой, но в конце концов у нас бы закончились припасы, так что вряд ли мы смогли бы долго оставаться там — вечно прятаться от того, во что превратился наш мир.
Моя жизнь больше не безопасна и не скучна, как раньше, но я менее одинока, чем раньше. Люди ведут себя по-другому, как будто смирились с тем, что мы вышли из заточения в бункере. Что отныне жизнь будет именно такой. Я чувствую, что теперь у меня есть друзья, которых раньше не было, и мне действительно нравится выполнять работу, которая заключается не только в раздаче кофе.
Мы обменяли весь наш запас оставшегося кофе на несколько куриц с соседней фермы — это первые дружелюбные люди, которых мы встретили на поверхности. Так что теперь, по крайней мере, у нас есть яйца.
Но больше никакого кофе.
Моя утренняя смена проходит в столовой, одном из новых зданий, которые мы построили в нашем лагере. Каждое утро я работаю с женой Дэйва, Мэри, над составлением дневного рациона и распределением его по пайкам. В дополнение к продуктовым пайкам мы также стараемся приготовить большую кастрюлю супа или тушеного рагу из любого доступного свежего мяса, поэтому каждый человек получает продуктовый паек и миску супа на день. Сегодня Тара готовит что-то вроде рыбного рагу неподалеку от того места, где работаем мы с Мэри.
Мэри — дружелюбная женщина лет пятидесяти с ямочками на щеках. Она любит смеяться и сплетничать, и теперь она одна из моих любимых людей. Мы готовим дневной рацион, состоящий из свежего хлеба, испеченного сегодня утром из муки, которую купили на ферме, овощей с наших огородов (гидропонных и новых поверхностных), протеинового батончика из наших старых запасов и немного вяленой свинины. Она болтает со мной обо всем, что произошло вчера с нашими людьми (она все это знает), и поддразнивает меня, говоря, что мне надо распустить волосы из косы, чтобы выглядеть особенно красивой для любых симпатичных парней, которые зайдут забрать свои пайки.
Она убеждена, что каждый холостой мужчина, которого мы знаем, интересуется мной, хотя это, очевидно, неправда. Я просто смеюсь и поддразниваю ее в ответ (лишь наполовину искренне) по поводу того, что мне придется отправиться в глубинку, чтобы найти себе мужчину.
— О, я думаю, у тебя здесь есть по крайней мере один, который с радостью согласился бы стать твоим парнем, — разговаривая, Мэри ловко заворачивает пачку.
Я останавливаюсь и поднимаю на нее взгляд. Затем перевожу взгляд в ту сторону, куда она кивает.