Принцессы оазиса
Шрифт:
— Ее зовут Айна, — сказал мальчик и неожиданно прочитал стихи:
Верблюдица так резва и так торопится в путь,
Будто в жилах ее клокочет не кровь, а ртуть.
А как худа и стройна! Ее завидя, газель,
Стыдливо взор опустив, должна с дороги свернуть.
И даже доблестный барс за быстроту ее ног
Без колебанья отдаст когтей разящую жуть.
Подобна мастью пескам. Широк и правилен ход.
Гонись за нею поток — и тот отстанет чуть-чуть.
Верблюдица и огонь — кто пылче? Оба равны.
Кто
Девочка с восхищением смотрела на великолепное животное.
— Она твоя?
— Отец подарил мне ее, когда она была еще верблюжонком. Можно сказать, мы выросли вместе.
Обладание собственным верблюдом в столь юном возрасте в глазах Анджум было признаком высокого статуса и большого богатства. Наверняка Идриса ждало великое будущее! Девочка вновь подумала о том, насколько они неравны.
Видя ее замешательство, мальчик заметил:
— Ты моя сестра, а значит — принцесса оазиса!
Покрасневшая от удовольствия и смущения, Анджум спросила у отца, можно ли ей поехать с сыном шейха.
— Это не опасно. Я много раз бывал в том месте, — добавил Идрис, и Гамаль низко поклонился.
— Конечно, молодой господин!
Идрис поставил верблюдицу за колени, чтобы Анджум смогла забраться ей на спину. Сидя верхом на этом прекрасном животном, девочка в самом деле ощущала себя принцессой.
Верблюдица двигалась плавным шагом, что являлось свидетельством высоких кровей. Ехать на ней, да еще с сыном шейха, было большой честью. Анджум подумала, знают ли родители Идриса о том, куда, а главное — с кем он отправился, но не решилась об этом спросить.
В этот час пустыня вовсе не казалась опустошенной зноем и изнуренной жаждой. Еще не поднялся жестокий горячий ветер, и дали не скрылись за дрожащей пыльной дымкой.
— Твоя сестра была старше или младше тебя? — спросил Идрис.
Вчера Анджум не сказала, что они близнецы, а теперь вспомнила, что в родном оазисе это считалось плохим знаком. Что, если здешние люди думают так же? Тогда это может навредить отцу, матери, да и ей самой.
— Младше, — ответила она.
За то время, пока Байсан не было рядом, она сама стала старше, а существовало ли время в том мире, куда попала сестра?
Заметив, что вопрос о сестре вызвал у Анджум замешательство и грусть, Идрис постарался отвлечь ее рассказом о своей верблюдице. Айна была на редкость послушной и умной, никогда не лягалась и не кусалась. Ее можно было отпускать без привязи, не боясь, что она убежит.
— Она, наверное, дорого стоит?
— Да. Но отец ничего для меня не жалеет.
— Должно быть, он очень любит тебя?
На лицо мальчика наползла странная тень, и он ответил, глядя вдаль:
— Я его единственный сын. А моя мать была его любимой женой.
Анджум похолодела.
— Была?
— Да. Она умерла.
— А отчего?
— От укуса змеи. Отец был очень счастлив с нею. Он говорил, что подобное
Значит, Идрис знал, что такое терять близких людей! Теперь уже проникнутая сочувствием Анджум решила отвлечь своего «брата» от горьких мыслей. Она спросила, почему оазис носит название Верблюжий источник.
— Есть легенда о том, как один из наших предков заблудился в пустыне. После нескольких дней скитаний он обессилел и рухнул на песок, готовый умереть. Но вдруг его преданный верблюд ударил копытом по земле, и из ее недр забила струя прохладной, прозрачной воды. В один миг пустыня покрылась травяным ковром, а из песка поднялись пальмы. Так появился наш оазис.
Вскоре Идрис велел Анджум закрыть глаза, и она послушно смежила веки.
Когда верблюдица остановилась, мальчик сказал:
— А теперь смотри!
Девочка ахнула. Впереди простиралось бесконечное поле кустиков альфы. Было невозможно поверить в то, будто только что кругом не было ни единого растения, даже чахлого саксаула, а сейчас перед взором распростерлось целое поле зелени!
На самом деле, это были всего лишь невзрачные пучки травы, однако Анджум в восторге захлопала в ладоши.
— Здесь мы пасем лошадей. Это место напоминает зеленое море, — сказал Идрис и заметил: — Такие вещи говорят нам о том, что два совершенно противоположных мира могут существовать рядом.
Он спешился и пошел вперед. Мальчик двигался с гордой пленительной грацией, он был ладно сложен и обещал стать очень красивым мужчиной. Но Анджум еще не понимала этого. Он ей просто нравился, и она ему доверяла. В родном оазисе мальчишки были другими: имели привычку дразниться, дергать за волосы, швыряться пылью. А Идрис был воспитанным, благородным, но при этом — незаносчивым, не тщеславным. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.
— Ты видела море? — спросил он.
— Нет. А какое оно?
— Это огромное пространство, полное воды, как пустыня — песка, только эту воду нельзя пить.
— Почему?
— Она слишком соленая. И в городе ты не была?
— Нет.
— Когда мы с отцом поедем в город, я возьму тебя с собой.
Анджум обрадовалась.
— А можно?
— Ты же моя сестра, — веско произнес Идрис, и тогда девочка наконец обмолвилась о том, что ее волновало:
— Разве твой отец позволит? Неужели у тебя нет родных сестер?
— Есть, но они намного старше меня. Некоторые уже замужем.
— Когда ты вырастешь, тоже женишься, — задумчиво произнесла Анджум. — У тебя будет много жен?
— Не знаю. Я бы предпочел иметь только одну.
— Почему?
— От женщин очень много шума, — признался Идрис, и девочка засмеялась.
Как всякий житель пустыни, он любил и ценил тишину, настоящую, глубокую тишину, позволявшую услышать самого себя.
— А чей это город? — спросила Анджум, и мальчик нахмурился.