Принцип бумеранга
Шрифт:
В пять тридцать, превозмогая непреодолимое нежелание, словно идти в атаку под ураганным огнем противника, Олегу следовало поднять голову, сходить, сполоснуть помятое лицо. По возвращении из умывальника, вскипятить воду, налить кофе и, обжигаясь напитком, разложить по полочкам все сигналы: двое без вести пропавших и драка с причинением тяжкого вреда здоровью из-за бытового конфликта на фоне общей пьянки. Один лежал в реанимации, другой в клетке, а третий, где-то пережидая, никак не попадался в засаду оперов из городской убойки.
И ещё вагон и маленькая тележка всего, что нормальному человеку не взбрело бы и в голову: утопление младенца в ванной, несчастный случай. Не досмотрела молодая мать, бывает. Но что, если сама притопила? Послеродовой синдром. Надо разбираться. А заодно и с парой суицидов через повешение, да половым сношением с лицом, не достигшим совершеннолетия. Деяние не наказуемо, ибо по обоюдному согласию и новой женщине аж цельных семнадцать лет, но раз заявили, требовалась ясность. Следом в сводке значилось очередное, никого не удивившее, мошенничество через интернет-сайт и один несчастный случай – мужик упал с крыши загородного дома, где антенну чинил, но сообщила об этом больничка, а это территория города, земля района. Материал уйдет на сельскую территорию, но после, а пока лежал на столе старшего лейтенанта полиции Рассказова. Олегу за него и отвечать. Что сделал, чего нет, и точно ли пострадавшего специально никто не столкнул. Что же до мошенничества, то, как говорится, граждане сами рады обманываться, насаживаясь на различные приманки злодеев, но восстанавливать справедливость – это менты. И прочее, прочее, прочее. А ровно в семь нужно было идти на разбор полётов к Эдику – истерику, начальнику районного отдела уголовного розыска, которому о криминальной обстановке на вверенной территории докладывать вышестоящим боссам и по сему спрашивать с дежурного опера он будет не по-детски.
Дел предстояло много, но открывать глаза и включать в кабинете свет не хотелось. Однако пришлось и намного раньше срока, обозначенного дежурным опером самому себе. Стационарный телефон механическим голосом в трубке оповестил:
–Олег, на Кирова убой. Заявка со станции скорой помощи, городская пэпээс уже на месте…
Город сиял разноцветными неоновыми вывесками на каждом здании, однако света в окнах жилых домов не было. И все же, не смотря на ночь, панельно-деревянный, каменно-кирпичный великан жил. Хотя люди да машины в большинстве своём уже и досматривали сотые сны, молодёжь ещё бодрствовала. Для них, у кого кровь в жилах бурлит, ночь, известное дело, – друг. Одним ради поцелуев и посиделок на скамейках во дворах домов, другим ради шальной наживы через гоп-стоп. Третьим поискать закладочку, ширнуться и успокоиться. Да бдели дежурные расчёты караулов пожарных машин, дежурные бригады скорой медпомощи и врачи в дежурных больницах, охранники в банках, магазинах и на складах. И, конечно же, полицейские пешие наряды, мобильные экипажи и следственно-оперативные группы.
Олег Рассказов, эксперт-криминалист и лысый водитель их дежурной машины были из числа последних. Молоденькая девчонка в штатском, – дежурный следователь, которую так бесцеремонно разбудили средь ночи, была не из полицейского ведомства, а из районного следственного комитета. Прислонившись маленькими головой и плечиком к стеклу, за которым, будто в сказке, проплывали размытые дождевыми каплями яркие огни большущего города, она досматривала сон. Наверное, о большой и чистой любви, коей в реальной жизни еще не встречала: без слез и крови, без истерик и обвинений, без боли и сумасшествия.
Дом – обычная пятиэтажная панелька среди трех длинных десятиэтажных общаг. Когда-то общежития были студенческими, а пятиэтажка – домом для преподавательского состава, но лишь для семейных. Холостые педагоги жили там, где и студенты, мешая молодым спокойно кутить все студенческие годы напролет. Однако педагогическую академию лет семь как закрыли, и в их корпусах расположилось множество фирм да магазинов самой различной масти. А в общагах же обитали все, кто угодно, но студенты из других ВУЗов были в меньшинстве. Зато было через край гостарбайтеров из такой близкой и почти родной Средней Азии, неустанно кричащей о самостоятельности, невзирая на то, что дети её круглый год зарабатывают в России, а не дома. И к ним привыкли. Олег и сам всегда покупал фрукты да ягоды только у торговцев из жарких южных стран, каждый раз начиная и заканчивая обращение словом: «Уважаемый». Азиаты и кавказцы это любят, им много не надо, и Рассказова они ни разу не обманули.
В преподавательском доме тоже жили разные люди, и, пожалуй, ни один из них педагогом не был. Но, как правило, они были потомками тех, кто когда-то учил, как именно нужно среди детворы сеять вечное, разумное, доброе.
Машина скорой медпомощи застыла у второго подъезда. Вся бригада дремала в салоне, не выключив свет. Рядом припарковался новенький УАЗ-Хантер экипажа ППС из городского отдельного батальона, но внутри находился только водитель с погонами старшины полиции на форменной кожаной, как и у Олега с экспертом, куртке, да сигаретой во рту. На немолодом лице шофёра без труда читалась, что спать он не хочет, однако ему до жути скучно.
– Я констатировал смерть женщины, но патрульные не отпускают. Сказали вас дожидаться, а у меня ещё вызовов много, если так-то разобраться, – монотонно проворчал врач и зевнул, не прикрыв рот ладонью.
– Причина смерти? – спросила следователь.
– Вероятнее всего, разрыв печени, если так-то разобраться. И обильная кровопотеря. Один точный удар. Смерть наступила где-то за час до нашего приезда, – всё так же безразлично ответил медик и, пожав Олегу руку, передал ему справку.
– Профессионал бил? – уточнил Рассказов.
– Не думаю. Он там с коллегами вашими беседует. Пьяный в дугу, поэтому так удачно и попал ей. Снизу-вверх бил, левой рукой. Бытовуха, как у вас говорят, если так-то разобраться.
Олег поблагодарил врача, на что тот вздохнул и развёл руками:
– Не за что мне спасибо говорить. Красивая была, если так-то разобраться.
– Всё равно, спасибо, – поддержала Олега следователь.
– Да, ладно, – отмахнулся врач. – Ну, мы поехали? А то ничем уже не поможем, если так-то разобраться.
– Езжайте,– поспешно ответила следователь и спросила водителя экипажа ППС. – Труповозку вызывали?
Старшина полиции, продолжая курить, пожал плечами. Он шофёр и его задача рулить, куда скажет старший экипажа. Не более того. А кто там кого вызвал, ему неинтересно.
– Пойдём, глянем, – не то спросила, не то предложила следователь оперу, безразлично глядя в след бесшумно выезжающей со двора машине скорой медпомощи.
– Пошли, – согласился эксперт вперёд Олега. – Какой этаж?
Шофёр ППС показал два пальца и втянул в себя сигаретный дым.
«Немой»? – хотел спросить Рассказов, но передумал, зная, что из-за драконовских требований медкомиссии, шутка его будет неуместной.
Обычная дверь квартиры, деревянная и обшарпанная, была открыта настежь.
Пьяный молодой человек в испачканной майке и спортивных трико с закатанными штанинами сидел в крохотной кухне на табурете. На столе, кроме литровой банки, наполовину наполненной прозрачной водой, было множество простой посуды. Глубокая железная чашка с остатками салата и закопчённая сковорода с жареным картофелем, блюдце с осиротевшим куском ржаного хлеба да стрелами зелёного лука и плоская тарелка с двумя кусочками вареной колбасы. Культурно люди отдыхали, ничего не скажешь. Но внимание опера привлекли три вилки и три гранённых стакана, один из которых валялся под столом, где успокоились и две бутылки из-под водки.