Принцип домино
Шрифт:
Во время учёбы в университете Эванс видела Адама только пару раз, когда Лиам приглашал ее в гости в их семейный дом на берегу озера Хопатконг. Ей удалось познакомиться с ним и даже перекинуться парой фраз. Конечно, общение со столь яркой личностью оставило неизгладимое впечатление в памяти юной девушки. Лиам каждый раз обижался, при упоминании о ее кратковременном общении с его братом, и стоило Эванс едва упомянуть Адама в разговоре, как Лиам хмурил брови и надувал губы, напоминая в такие моменты рыбу-ёж. Однажды он даже не разговаривал с ней пару дней и садился подальше на лекции. Такое поведение Лиама вызывало полное недоумение в их круге общения, но все объяснялось очень просто. Адам был гордостью и надеждой отца, а Лиам - утешением матери за долгое отсутствие близких рядом. Подобное отношение в семье вылилось в крайнюю обидчивость младшего сына и его проблемы с доверием, чем Адам умело пользовался. Это не было заметно на первый взгляд, но при длительном общении становилось предельно ясно, что Адам ещё и отменный манипулятор.
Теперь, когда она была знакома с Адамом ближе, и некоторое время выполняла какие-либо его личные поручения, у неё создалось впечатление, что ему доставляет удовольствие бесить младшего брата. Эванс часто выступала инструментом давления на Лиама для вывода его из себя. Каждый раз в нем пробуждались собственнические чувства и мальчишеская ревность, кричавшая: «Чур моя!». Именно поэтому она и становилась объектом внимания Адама, когда других поводов вывести Лиама из себя не было. Даже сейчас, когда она и Лиам уже два года как не общались, разве что для получения очередной порции унизительных замечаний в ее адрес, Ларссон младший бесился при одном упоминании о ней. Видимо, теперь он решил винить её во всех своих бедах и из кожи вон лез, чтобы бы лишний раз насолить девушке. Сначала это начинало раздражать, затем бесить, а затем она начала это игнорировать. Так бывает, когда раздражитель действует слишком долго.
Выкинув Лиама из мыслей, девушка углубилась в чтение статьи: «…Адам Ларссон был замечен в компании дочери сенатора…», чьё имя Эванс даже не стала читать «… на ежегодном вечере в особняке … в память погибшего окружного прокурора Рэйчел Рид. Братья Ларссоны – одни из самых завидных холостяков…».
– Спасибо, Кэп! – не удержалась от замечания Эванс.
«… их сердца до настоящего времени остаются свободными…, ждут человека, который сделает их счастливыми…» – и далее по шаблону статей завсегдатаев желтых страниц новостных сайтов. Человека. Не девушку. В современном толерантном обществе нет места гендерным предрассудкам. Или автор, таким образом, намекал на причину длительного одиночества представителей верхушки общества. Как будто для одиночества не было иных причин, кроме латентной гомосексуальности. Эванс знала об одиночестве хорошо, как никто другой. Дальше читать статью не было никакого смысла. Автор явно не обременял себя поиском новых и интересных фактов, а приводимые им доводы и предположения заставляли девушку зевать и ехидно усмехаться. Неожиданно телефон в руке Эванс завибрировал. На экране высветилось входящее смс-сообщение.
Сообщение от Black Bro:
«Вечеринка в самом разгаре. Не хочешь присоединиться?»
«Ну, твою ж мать!» – выругалась про себя Эванс.
Порой мы скрываемся от прошлого, делаем вид, что оно навсегда забыто, хороним его вместе со всем, что было связано с прошлой жизнью, как кошку в коробке из-под обуви на заднем дворе. Но порой прошлое возвращается и бьёт нас обухом по голове. И в один прекрасный день твоя глубоко похоронная кошка сообщает о возвращении громким мяуканьем на пороге у двери, выходившей на задний двор. И где-то в глубине души ты каждую минуту осознаешь, что как бы хорошо ты ни прятался, но рано или поздно придется платить по старым счетам. Онемевшими пальцами она напечатала ответ.
Исходящее сообщение:
«Скоро буду. Не сточите без меня десерт, D!»
Эванс встала с места и вышла из вагона метро, не доезжая остановку до нужной станции. Этот проклятый день, видимо, только начинался, а проклятая кошка громко замяукала в ее мыслях.
Ангелов не существует
В будний вечер заведение под названием La Brise, расположенное в старом городе, было забито посетителями под завязку. Хозяин клуба – молодой темнокожий мужчина под тридцать, носивший забавное на первый взгляд прозвище Куки-Монстр. Эту кличку он получил ещё подростком, когда торговал травкой на улицах, правда, сначала он был просто Куки, приставка «Монстр» появилась позже. Никто из нынешних его знакомых уже не помнил, как и почему он получил это прозвище, но оно, что называется, прижилось. Сейчас эту почти детскую кличку носил уже молодой мужчина, бизнесмен и владелец ночного клуба для общественности и рэкетир местных барыг для узкого круга знакомых. Стоит заметить, что Куки был не только, как он любил себя называть «бизнесмен средней руки» и крышевальщиком местной шпаны. Если уж оставаться до конца откровенным, то небольшая уличная банда в прошлом, в настоящем разрослась до размеров, если выражать согласно законодательству штата Нью-Джерси, организованной преступной группировки, относимой к категории этнических, и во главе ее стоял Куки-Монстр.
На улице возле входа выстроилась длинная очередь из желающих попасть внутрь La Brise, где всегда можно оторваться по полной, если в кармане лежит немного деньжат и напрочь отсутствую какие-либо моральные принципы. У входа в клуб дежурили двое вышибал – крупные темнокожие мужчины с бицепсами необъятных размеров. Черные майки с желтыми надписями «Security» на них едва ли не трескались по швам. Пройдя мимо входа и минуя огромную очередь и охрану, Эванс завернула за угол в темный и длинный переулок, освещенный тусклым светом единственного уличного фонаря. Тихо шагая по неровной брусчатке до железной двери черного хода, девушка встретила двух стриптизерш, курящих за клубом после окончания смены и переговаривавшихся между собой. Завидев ее уставшие танцовщицы приветствовали девушку, помахав ей руками и подзывая, на что Эванс приветственно кивнула и улыбнулась им.
– Эванс! Ты к нам опять с рабочим визитом, судя по костюму? – спросила высокая и длинноногая девушка с короткими волосами цвета пинк. – Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? Или Ларссоны угнали тебя в вечное рабство? – танцовщица громко засмеялась и обняла подошедшую к ним Эванс.
– Черри, любой работодатель мечтает стать рабовладельцем, – Эванс чмокнула девушку в щеку и взяла у неё из руки дымившуюся сигарету.
– Бросай ты эту работу к чертям собачьим. Ларссоны тебя не стоят, ванилька. Куки спит и видит тебя у себя менеджером, да и мы, если честно, тоже, – вторая танцовщица с длинными чёрными волосами до талии и восточной внешностью обняла Эванс и приветственно поцеловала в щеку.
– Спасибо на добром слове, Жасмин. Только от вас его и слышу, но ночные клубы – не моё, – Эванс вернула сигарету Черри после очередной затяжки.
– Хм.… Это как сказать, – скептически ухмыльнулась Жасмин. – Все играешь в свои пробирки? Неужели они настолько интереснее работы в ночном клубе? Из тебя же все соки выжали. Вся тощая и бледная стала. Мы тебя другой помним, – та всегда была очень настойчива и сейчас не отступала.
– Обещаю подумать над вашими словами, красавицы. Пойду внутрь, а то рискую пропустить все самое интересное. Куки-Монстр не отличается излишним терпением, – девушки попрощались, и Эванс подошла к входу для персонала.
Поднявшись по бетонным ступеням старой лестницы, она остановилась перед большой железной дверью с надписью «Staff only» и постучала в окно для проверки посетителей, открывшееся с громким металлическим скрипом. Из небольшого квадратного окошка потянуло спертым воздухом, сигаретным дымом, и тихий закоулок огласили звуки полившийся клубной музыки.
– Кого там черти принесли на ночь глядя? – послышался недовольный мужской голос.
В окошке показалось лицо пожилого темнокожего мужчины с седыми висками и с сигаретой в зубах.
– Это ты, бледная с косой. Говорил я Куки, что от белой богатенькой цыпочки жди одних проблем, – ворчал привратник, отпирая замок.
– Я не богатенькая, мистер Кросс, я жила и выросла за две улицы от вашего дома. И что за предрассудки по поводу цвета кожи в современное-то время? – она отвечала полностью спокойно, ни капельки не смущаясь от его слов.
Эванс уже привыкла к ворчанию старого привратника. Мистер Кросс всегда приветствовал её подобным образом. За время её знакомства с Куки-Монстром общение с некоторыми из его окружения приняло вид ритуала. Мистер Кросс, например, вел себя подобно проповеднику баптистской церкви, что было весьма символично, учитывая его фамилию. Он постоянно называл её Костлявой, бледной с косой, Всадником Апокалипсиса и прочими дурацкими прозвищами. В те дни, когда ему было уже и вовсе лень придумывать ей имена, Кросс просто кричал: «Скажите Куки, что за кем-то из нас Смерть пришла. Открывайте ей сами, я пошёл принимать таблетки, сердце прихватило!». На что Эванс, мило улыбалась, ничуть не обижаясь на чудачества пожилого мужчины.