Принцип каратэ (сборник)
Шрифт:
В карманах его костюма деньги были разложены на три пачки: пятьдесят рублей — за аренду зала, двести пятьдесят — Гончарову (брал в долг на первый взнос в кооператив) и столько же Лене.
— Вообще-то я хотел заплатить Вениамину…
— Зачем спешить, Генчик? Занял на пять лет, а за год почти выплатил. И как объяснишь, где взял? Опять скажешь, на скачках выиграл?
Колпаков действительно не был жадным, действительно любил жену, в ее словах действительно имелся известный резон. Поэтому он сложил пачки купюр вместе и отдал Лене.
Она в восторге
Колпаков сел к столу, придвинул папку с диссертацией и начал перебирать листы, пытаясь вникнуть в смысл написанного, но его отвлекал шум льющейся воды. Потом вода перестала идти, но он все равно не мог сосредоточиться.
— Закрой глаза, Генчик!
По особой тональности фразы он сразу понял, какой сюрприз приготовила Лена на этот раз.
Ночью Колпаков проснулся как от толчка. Что-то его тревожило, и он быстро нашел причину — какая-то мысль пробивалась из подсознания, порождая смутное беспокойство. В чем же дело?
Спорт? Нет, здесь все нормально. Когда Колодин подал в отставку, Геннадий вошел в должность председателя федерации, как рука в сшитую по мерке перчатку.
Кооператив? Построили в срок, в хорошем месте, по протекции Писаревского он стал председателем, справился и здесь, за что получил право выбрать квартиру и отделать ее по своему вкусу.
Институт? Да, трения, появились недоброжелатели, иногда ощущается противодействие, но Писаревский и его друзья помогают, тут он не соврал, и все будет хорошо…
Нет, не с казенными делами связано это беспокойство — с личными, с близкими и дорогими людьми…
Мать? Стыдно, нехорошо получилось, она настраивалась избавиться от Петуховых с их скандалами и чадом сгоревшего сала, от протекающей крыши и пересыхающих кранов, но вдруг ее место оказалось занятым Леной…
Беспокойное чувство ворохнулось, видно, причина рядом…
Лена? Ну, взбалмошная, своенравная, любит тряпки, водит предпенсионных подруг, это ерунда, живут они хорошо, неплохо живут, лучше многих, и к нему она хорошо относится, да, неплохо относится, хотя что тут хорошего, если жена «неплохо относится» к мужу, а он этому радуется?
Лена! Геннадий проснулся от того, что додумал наконец, надо же, во сне, при отключенном сознании, то, что много раз походя, мимоходом царапало его душу. Очень часто поступки ее увязывались с чем-то бесконечно от нее далеким, лежащим в другой плоскости, в другом пространственном и временном измерении, но ему знакомым до боли.
… изо всей силы…
… с максимально возможной скоростью…
… в наиболее уязвимую точку…
… чтобы добиться цели…
Знакомым, но почему до боли? Потому что мишенью служит он сам, и сразу другими становятся немудреные строки основного принципа. Болезненными, острыми, угрожающими, страшными, раздавливающими…
Как кастет или тигровая лапа, надетые на неожиданную покорность, внезапную ласку, нечастую нежность…
И тогда, целуя искаженное страстью лицо, всего лишь касаешься губами боевой маски опытного противника, умеющего выигрывать так, что побежденный и не подозревает о своем поражении.
Не властелин над «окружающими живыми существами», а марионетка, кукла, подвешенная за голову, руки, ноги…
Эта мысль поразила Колпакова окончательно.
«… По ниточке, по ниточке ходить я не желаю, отныне я, отныне я жива-а-я».
Они с Леной сидели в ресторане, в каком-то там из залов, сразу после свадьбы, а эту песню исполняла высокая худая певица в пиджаке из золотых чешуек, похожая на рыбу, а Лена смотрела на нее, помешивала проволочкой шампанское, выпуская газ, и как-то странно улыбалась неизвестно чему.
Может, уже тогда она чувствовала себя кукловодом, умело дергающим невидимые упругие нити?
Лунный свет положил на пушистый палас тень улучшенной, с форточкой, рамы, сверкнул на тонкой резьбе хрустальных рюмок в серванте, высветил безмятежное лицо покойно спящей Лены.
Да нет, ерунда!
И все же… Раньше Лена открыто пыталась взять его в руки, подавить волю, напрямую не удалось, и она изменила тактику — ведь в конечном счете он выполнял все ее желания… И вряд ли это происходило само собой — с первого телефонного звонка ее действия отличала расчетливая целеустремленность… максимум силы в уязвимую точку…
Он сам руководствовался этим принципом и добивался успеха.
Знаток карате побеждает любого непосвященного, но все меняется, если встретились два каратеки, тогда исход схватки зависит от большего мастерства одного из них. Решающую роль играют неожиданность, умение владеть собой, скрывать свои намерения и уровень подготовки.
Колпаков смотрел на красивый профиль жены, и душу терзали сомнения, самые страшные, которые существуют на свете: можно ли верить близкому человеку? Не являются ли ее слова, чувства, поступки ширмой, прикрывающей другой, чужой и совершенно незнакомый облик?
Тогда и история Одуванчика может оказаться ложью; Колпаков был готов бросить карате, а в планы Лены это, конечно же, не входило, наоборот — рушило все ее замысли и расчеты.
Куда он ударил «семерку»?
Колпаков выругался про себя.
«Что за чушь! Приписывать жене изощренное коварство, чудовищную хитрость — стыдно, батенька!»
Он лег на спину, расслабился, подышал низом живота, отключаясь от всего на свете. Не получалось. Буддийские монахи не были связаны тысячей нервов с окружающим миром, у них существовал обет безбрачия, они не подозревали близкого человека в лживости, и вообще монастыри наглухо отгораживались от всего суетного и мирского… Есть котлеты японскими палочками…
Колпаков встал, прошел на кухню, к аптечке, и выпил первую в жизни таблетку снотворного. Лекарство подействовало, через полчаса он спал. Но спал беспокойно, мчался с крутой горы на велосипеде или лыжах, а может, просто на груде бочек и ящиков, скорость угрожающе нарастала, впереди вспыхивали десятки красных огней. Стоп, стоп, стоп… Он и рад бы остановиться, но не мог: инерция неумолимо несла вниз, прямо на запрещающие сигналы.