Принцип – Надежда

Горн Ника

– Павлуша, а я умаялась, уснула, что же ты не позвонил даже, с обеда же жду, – обнимая внука, Ба прижалась щекой к его плечу, и поприветствовала улыбающимися глазами его спутницу.

– Знакомься, Ба, это Маргарита, студентка психфака из Москвы.

– Маргарита? Проходите же скорее. Радость-то какая! Наконец-то. Агата Станиславовна, очень приятно.

Рита все это время пребывала в каком-то тумане. Она совершенно была ошарашена тем, что по дороге в кафе недавний подозреваемый предложил зайти в магазин, где ходил с ней по-хозяйски по залу, расспрашивал о вкусовых предпочтениях, набрал несколько пакетов всего и даже больше и доставил их содержимое вместе с девушкой на четвёртый этаж углового парадного соседнего дома. Ещё больше поразило

то, что Маргарите и в голову не пришло ни перечить, когда они поднимались по лестнице, ни вообще подумать о своей сохранности. Павел вёл себя настолько естественно, что погрузил спутницу в состояние, близкое к гипнозу. Он вызывал теперь у неё безусловное доверие.

Агата Станиславовна тем временем удалилась с тортом на кухню, а Пашка, сияя, прошептал:

– Маргарита, проходите же скорее. Вы же слышали: «Какая радость!».

– Яяяя, да, яяя… прохожу.

Молодой человек пулей отнёс пакеты на кухню, вернулся, помог девушке раздеться и проводил ее в гостиную со словами:

– Я же обещал вам годное место для ужина. Это оно и есть. Самое лучшее. Я сейчас.

Павел снова убежал на кухню, с которой доносились сбивчивые объяснения, рассказ о рабочих сложностях и план действий на ближайшие дни. Сидя на диванчике родом из 60-х, Рита отчётливо ощущала запах дома, где когда-то долго гостило счастье. Стены, фортепиано и сервант были облюбованы фотографиями детских, подрастающих и взрослых улыбок, фиалковый цветник на подоконнике подыгрывал накрахмаленной голубой кружевной скатерти на круглом одноногом столике. Здесь же, словно в фантастическом фильме, лежал мобильный телефон и очки. Противоположная от окна стена вся, от пола до потолка, была облицована стеллажами из вкусно пахнущих книг. Это была любовь с первого вдоха. Рита подошла к инструменту, мечтательно провела кончиками пальцев по клавишам и исполнила свой любимый «Ноктюрн Ми мажор» Шопена.

Ба оказалась душевным собеседником, бывшим аккомпаниатором филармонии и божественным кулинаром. Все сводилось к тому, что Питер принял москвичку в свои потайные объятия, и оставалось только молиться, чтобы на утро это все не оказалось тем самым сном, в который она провалилась этим злосчастным днём.

Будильник зазвенел в 8 утра. Перепуганная постоялица гостиничного номера вскочила и сон тут же испарился. Маргарита поставила чайник, достала из холодильника сыр, колбасу, крекеры и лимон, подошла к окну. На противоположной стороне улицы курил парень, спасший вчера ее пакет.

Рита оделась, открыла окно и крикнула:

– Эй, это вы?

– Я! – найдя по звуку то самое окно, щурился Пашка. – Я забыл узнать ваше имя. Может, позавтракаем?

* * *

– Да, нет, я хотел лётчиком быть. Дед у меня летал. Не прошёл медкомиссию. Зрение слабовато для лётчика. Потом мы с Ба решили, что летать можно и в правовом поле. И вот я лечу, но или почти лечу, – грустно улыбаясь и смотря в чашку, отшучивался молодой человек.

– У вас, должно быть, славная Ба, – грустно, но все же улыбалась Маргарита.

– Да, она мировая бабуля. Я вас обязательно познакомлю, – перепрыгивал Пашка семимильными скачками к расположению собеседницы, признаваясь в самом личном. – Родители уехали в Сирию, когда мне было 16. С тех пор я их не видел. Автокатастрофа. Мы вдвоём остались. Больше у нас никого. – делая большие паузы между фразами, не без усилия признался Павел.

– Мне очень жаль, извините, что я докучаю расспросами. А вам сегодня не надо на работу? Среда же.

– Надо, конечно, к 12-ти в суд. У нас есть целых три часа. Стихия угомонилась. Предлагаю пройтись. Или ещё по сырнику? – улыбался Пашка.

– Нет. Третий был лишним. Отличная идея – расквитаться с ним тридцатиминутной пешей прогулкой, – согласилась Рита.

По каналу суетились первые весенние солнечные зайчики, лёд тротуаров был надёжно приправлен песком и солью, пахло радостью нового дня.

* * *

Пашка

оказался полной противоположностью Филиппа, от которого в последующие полгода поступил только один звонок. Кажется, это была суббота. Видимо, сделан он был в ночном бреду, так как связь оборвалась ещё до того, как Маргарита успела нажать на черно-белую кнопку мобильного телефона – на момент 1993 года новомодного чуда техники, к которому она никак не могла привыкнуть и даже немного стеснялась этого недоступного для большинства подарка отца. Повторного звонка не последовало, то есть для объяснений время ещё не пришло. Такой вывод сделала Маргарита совершено ровным внутренним тоном. Ее спокойствие набирало силу по мере погружения в Пашкину непосредственность, в завораживающий, так непохожий на московский, процесс обучения, и окончательно установилось после повторного курса проработки произошедшего с куратором.

По всем граням радужное общение Павла и Риты омрачалось изредка любопытством молодого человека по поводу московской жизни и догадками о причине переезда в Питер. Маргарита, как правило, замолкала, с усилием контролируя подкатывающую волну. Павел понимал, что опять сболтнул лишнего и быстро переводил тему разговора на его любимую. Спустя два месяца проживания девушки в арендованной однушке коренной петербуржец не терял надежды уговорить ее переехать к Ба. Ведь ее хоромы были для неё значительно более, чем достаточны. Ба, конечно, была душечкой, и Рита обожала фиалки, но свою независимость делить с ними категорически не хотела. Равно так же, как многозначительно молчала в ответ на предложение Павлуши погостить у него.

Нет, ни о каких погостить Маргарите тогда и думать не хотелось. Все эти разъезды и новизна сильно отвлекали ее от главного – познаний, изысканий и формирования ее профессиональных амбиций. Вот уже два месяца Маргарита была студенткой СПГУ на той самой кафедре, где преподавала доктор Черниговская, одна из ведущих специалистов в области когнитивных наук - психолингвистики, нейропсихологии и нейрофизиологии. Вот уже два месяца студентка ежедневно благодарила случай, который забросил ее в эту плодородную научную среду. Здесь ее въедливость и заковыристые вопросы пришлись по душе многим профессоршам, что весьма скоро обеспечило Маргарите место младшего специалиста по самым обыденным вопросам. Но! Теперь она могла беседовать с ними не на ходу в коридорах, а практически полноправно, а иногда даже вместе обедать и снова задавать вопросы:

– Можно ли рассматривать деятельность мозга человека отдельно от сознания, ума? Создает ли мозг мысли? Или это делает сознание?

И получать ответы:

– Ну, деточка, этого никто не знает, что делает сознание. Не верьте тому, кто скажет, что знает это. Нет договоренности о том, что мы будем считать сознанием. Огромный разброс мнений на эту тему! Некоторые люди считают, что сознание присуще всему живому. В том числе и инфузории-туфельке. Но очень простое.

А если мы говорим, что сознание – очень сложная вещь, то, надо признать, что большинство людей им не обладают. Косвенно могу ответить вот так: у нас нет свидетельств, что сознание может появиться где-то, кроме мозга. Наука требует доказательств, и пока ничего не намекает на то, что они появятся. Наука ведь подразумевает повторяемость явлений, проверяемость и статистическую достоверность.

Существуют тысячи свидетельств от художников и поэтов, которые чуть ли не отрицают свое авторство (речь о том, что сознание витает где-то в космосе)… Дикое количество свидетельств, которые говорят – я проснулся ночью, что-то вроде написал, а на листе бумаги гениальное стихотворение.

Что это? Трудно сказать. Научным образом я бы ответила так – всякие открытия и такие состояния интеллектуальных и художественных прорывов проходят в каком-то тумане, не в ясном состоянии. Поскольку ты не контролируешь этого, появляется ощущение, что «я только записал», будто это кто-то другой делает.