Принцип неверности

Серова Марина Сергеевна

— А что рассказывать? Для участия в отборочном туре надо было заплатить по две тысячи долларов. Погорельцов говорил, что деньги нужны для оплаты амортизации аппаратуры, за аренду помещения, за проживание. Первыми вылетели все, кто приехал из больших городов. Потом ребята из городов помельче.

— А откуда у тебя такие деньги взялись? — в очередной раз перебила я его.

— Я детдомовский. Нам по закону при выходе из детского дома полагается единовременная выплата. Так сказать «подъемные». Ну, вот от этих денег у меня кое-что осталось.

— Не

понимаю, а на что ты собирался жить, если бы не угодил Погорельцову? Денег нет, жилья, как я понимаю, тоже нет. Про образование я вообще скромно молчу. На что ты рассчитывал-то?

— У меня в Миассе тетка есть. У нее квартира. Я же, когда из детдома вышел, у нее жил. Она меня в строительный колледж устроила. Я два курса закончил, потом, естественно, бросил учебу. Но я всегда могу восстановиться!

— Понятно, — кивнула я головой. — Не захотелось тебе становиться строителем и решил ты пойти в артисты. А ты уверен, что тетка тебя после таких закидонов согласилась бы принять обратно? Милейший племянничек забрал последние деньги из дома, умотал в Москву, просадил непонятно на что деньги и теперь возвращается назад, аки блудный сын?

— Тетя Вера приняла бы, — Хрыкин как-то по-детски, простодушно, улыбнулся. — Она меня любит. Сама провожала в Москву. Потом писала мне часто. У нее же, кроме меня, никого нет. Она сама мне об этом часто говорила.

— Так что ж она тебя в детском доме столько лет держала? Хотя я догадываюсь. За эти три дня я достаточно на тебя и твои выходки насмотрелась.

— Да это же все специально делалось, — горячо запротестовал Хрыкин. — На самом деле мы с теткой душа в душу жили. А не забирала она меня потому, что у нее работа особая была. Она все время была в дороге. На железной дороге работала.

— Погоди-погоди. Про твою тетушку мы чуть позже поговорим. Что ты хочешь сказать, что ты — не такой, каким представлялся всем? Или и вправду талантом обладал?

— Ну, понимаете, когда все отборочные туры закончились, Погорельцов сказал, что я подхожу для их проекта лучше других.

— Еще бы! — восхищенно прищелкнула я языком. — Сирота, не москвич, уехать тебе фактически некуда. Да-а, ты, Максик, — просто идеальный вариант для Погорельцова.

— Это еще почему?

— Сам подумай!

Разговаривая с Хрыкиным, я не забывала регулярно проверить наличие «хвоста» за собой. Кто их знает, этих деятелей культуры! Судя по тому, что рассказывал мне Котехов, Погорельцов и Галушко — старые прожженные аферюги. И потом, Галушко ближе к финалу выступления куда-то пропал. Скорее всего, поджидал нас у служебного входа. Вполне мог заметить мою машину. Хотя, как мне казалось, я замаскировала ее надежно. Но, как говорится, «береженого бог бережет». Поэтому я на всякий случай поколесила по узким безлюдным улочкам. На них проще засечь слежку. «Хвоста» не было. Можно было смело выбираться на центральные улицы.

Между тем Хрыкин продолжал свое повествование:

— Погорельцов снял для меня квартиру. Не сказать, чтобы она была шикарной, но

жить в ней было можно. Потом он начал со мной заниматься. Только я-то сам прекрасно понимал, что все это ерунда. Нет у меня таланта! Но Владимир Алексеевич постоянно мне внушал, что талант — не главное. Если правильно сделать рекламу и раскрутку, то известность и слава сами придут. Я ему поверил… В основном Погорельцов занимался исключительно рекламой. Ну, иногда мы делали запись в студии. Когда я свои записи слушал, мне казалось, что у меня и в самом деле есть талант…

— Это, Максик, не талант, — жестко сказала я, — это самый настоящий обман потребителя! Сколько раз ты записывал одну песню?

— Раз двадцать пять — тридцать. А что? Владимир Алексеевич говорил, что все так делают.

— Не все, а только те, кто собирается срубить денег по-быстрому и побольше. Из твоих записей выбирают наиболее удачные куски, потом на компьютере их собирают в одно целое, микшируют, подчищают, и вот — готова «фанера». Твоя задача — только правильно открывать рот на сцене. И, разумеется, весело отплясывать.

— Но ведь Владимир Алексеевич говорил…

— Жулик твой Владимир Алексеевич! — твердо сказала я. — Вот ответь мне на один простой вопрос: сколько раз тебе доводилось выступать на столичных площадках?

— Ни разу. Погорельцов говорил, что для этого надо сначала провинцию «окучить».

— А в престижных клубах или дискотеках ты хоть раз пел под свою «фанеру»? — продолжала допытываться я…

— Я же говорю, что сначала надо было в провинциальных городах набрать популярность.

— Это тебе Погорельцов объяснял?

— Ну да, конечно…

— Так вот запомни, Хрыкин: первый концерт у тебя должен был состояться в Москве. А по всем правилам раскрутки тебя для начала должны были пропиарить на радио, на телевидении, в газетах и так далее. Погорельцов потому и не выпускал тебя на престижные площадки, что у него в музыкальных кругах имеется определенная репутация жулика. Вас раскололи бы на первой же песне! А поскольку на такого рода тусовках собирается весь столичный бомонд, твоя карьера тут же и закончилась бы. Мода на «фанеру» давно прошла.

У меня в кармане вновь завибрировал мобильник. На дисплее высветился номер Котехова. Немного времени ему потребовалось, чтобы узнать то, о чем я его просила! От этой информации сейчас зависело многое.

— Слушаю?..

— Жека, — торопливо заговорил Олег, — я обзвонил больницы. В первую городскую действительно поступил пациент с документами на имя Хрыкина. Его подобрали неподалеку от зала «Центральный». Предварительный диагноз — закрытая черепно-мозговая травма, не исключены повреждения внутренних органов. Пациент без сознания, поэтому опросить его не представляется возможным. Что же касается тебя, то никакого заявления от Погорельцова на этот счет не поступало. Пока твое имя мелькнуло только в вечернем выпуске новостей. Да и то вскользь. В общем, если ты собралась уходить в подполье, можешь не торопиться.