Принцип войны. Том 2
Шрифт:
— Он для меня был как отец, — произнес я задумчиво. — Ну, в том смысле, что получал от него те знания, которые и должен передавать старший в роду младшим. Без соплей и сюсюканья. А ведь сначала я его ненавидел всей душой.
— И все же Федор умел располагать к себе людей, — улыбнулась Комаровская. — Я много о тебе знаю, Колояр. Даже слишком много, чтобы оставаться безучастной к твоей жизни. Поэтому и хочу, чтобы ты отвез на его могилку горсть земли с родового поместья. Врать не буду, не тянет меня к брату. Слишком чужие мы стали друг другу. Сам же знаешь… Одна фотография и
— Я всегда ощущал в Жарохе какую-то тайну, — выставляю ладонь, чтобы предотвратить желание графини снова наполнить чашку чаем. Уже в горле булькает. — Только не понимаю до сих пор, почему он оказался настолько упрям, что не захотел вернуться в родовое поместье.
Мы сидим в семейной столовой, которая навечно осталась в конце двадцатого века. Кухонный гарнитур не обновлялся с тех пор, как ушел из жизни граф Комаровский, а Алевтина Георгиевна так и доживает свой век среди застывших мебельных экспонатов. Не скажу, что все плохо. Но как-то не по себе становится, когда в большом трехэтажном особняке проживают только старуха и пятеро слуг. Своеобразный склеп, не отпускающий от себя своих добровольных узников.
— Усадьба Скарятиных в надежных руках, — отмахнулась графиня. — Я не переживаю за нее. А Федор, как покинул родной дом, словно перерезал пуповину. Какой смысл бередить старые раны? Мне кажется, он все равно был счастлив.
Счастлив? Ну, не знаю. Как вспомню, где Жарох доживал свой век, недоуменно пожимаю плечами. Вместо деревенского дома, пусть и добротного, мог вернуться в Москву, взять свою долю от родового особняка и спокойно обосноваться где-нибудь в тихом районе столицы.
— Ты хорошо помнишь о том, что я говорила у Новицких? — поинтересовалась Комаровская.
— Да. Не тыкать палкой в змеиный клубок, сплетенный Елизаровым, — улыбнулся я.
— Еще раз повторю: не время сейчас туда влезать. Займись укреплением своих тылов. Накапливай жирок подальше от Москвы. У тебя есть родовое поместье в Торгуеве, финансовые активы там же плюс к тому же связи кое-какие наметились.
— Гляжу, вы обо мне знаете больше меня самого, Алевтина Георгиевна, — я озадаченно хмыкнул. — Неужели брат расстарался?
— Не без этого. Да ты не переживай. Я последнее письмо от него тебе отдам. Можешь делать все, что хочешь. Сожги или под стекло положи, — в голосе Комаровской проскользнула усмешка.
— Премного благодарен, графиня.
— Потом отблагодаришь, — отмахнулась женщина. — Там есть важные пометки, прочитай внимательно. Сам сообразишь, как их использовать в жизни.
— Алевтина Георгиевна, а почему вы мне помогаете? — я взглянул в светло-серые подслеповатые глаза Комаровской. — Только не говорите, что сугубо из-за Анастасии.
— Да я за нее вообще не беспокоюсь, — женщина поднялась со своего места и неторопливо подошла к окну, откуда хорошо просматривались въездные ворота, некоторое время молчала, обозревая свои владения, потом повернулась к нему спиной. — Я хорошо вижу, как люди, стоящие выше по статусу и чинам, навязывают тебе то поведение, которого ты обязан придерживаться. И женитьба на Анастасии
— Я — Первородный, — усмехаюсь невесело. — В детстве на меня воздействовали разрушающей магией, в результате чего Дар угас. Но кое-кто опасается, что даже те остатки одаренности, которые остались, передадутся детям. Достаточно найти себе жену из тех же Первородных.
— Князь Щербатов до определенного момента не знал об этих тонкостях, — кивнула графиня. — В какой-то момент его ненавязчиво подтолкнули к действиям, и он заторопился. У твоей Мирославы, уж извини, нет необходимых условий для рождения сильного потомства. Говоря «сильного», я подразумеваю фактор одаренности. И Анастасия тоже ничего не сможет. И твоя знакомая девушка, как ее…
Графиня замерла, поджав губы.
— Александра, — подсказал я, не удивляясь уже осведомленности старухи.
— Тем не менее, ты охотно пошел на сделку со своим врагом, и вот это обстоятельство озадачило Федора.
— Он многого не знал. А я счел нужным промолчать.
— То есть, у тебя есть какой-то план, которого ты придерживаешься?
Комаровская с интересом поглядела на меня, словно пыталась оценить, где бравада, а где тонкий расчет.
— Стараюсь придерживаться, — поправил я графиню. — Женитьба на Мирославе слегка скорректировала мои дела, но в целом все остается как прежде.
— А ты не думал, что Щербатовы таким образом обезопасили себя от твоих претензий?
— Алевтина Георгиевна! У нас странный разговор получается. Я бы не хотел откровенничать. Все, чего я добиваюсь — только лишь возрождения рода и возврата причитающихся мне привилегий как Первородному.
— Я могу со своей стороны обеспечить тебе протекцию, — неожиданно произнесла хозяйка дома. — И даже организовать встречу Глав или Старейшин Первородных семей. Вы разобщены, и некий альянс поможет преодолеть многие трудности.
— Императору не понравится подобный сход, — тут же возразил я, досадуя на излишнюю активность старухи. — Долгорукие сразу заподозрят опасность. Первородные — это такой раздражающий фактор, что сразу объединит все кланы в борьбе против древней крови. По раздельности мы являемся экзотической игрушкой, давно утратившей возможность влиять на ход истории. Нас терпят, потому что никто не хочет влезать в политическую борьбу за власть. Да и осталось-то нас… Сколько? Пять-шесть Семей, не больше.
— Тогда я не понимаю логики Долгорукого, — пожала плечами Комаровская. — Почему именно тебя усиленно выталкивают на освещенную сцену?
— Вы же несколько минут назад шли по верному пути, — я улыбнулся. — Неужели не до конца поняли?
— Размывание Дара, — покивала графиня. — Догадывалась, но не хотела верить. А еще мне кажется, что император долго присматривался к реакции Первородных, как они себя поведут. Ведь о смерти Ставра Волоцкого должны были узнать те, кому это положено по долгу своей службы. В таком случае сироту просто обязаны были взять на воспитание, но никто и пальцем не пошевелил. Долгорукому все стало понятно.