Принцип высшего ведовства
Шрифт:
– Да, – я стиснула конверт. Что ж, поплатитесь вы у меня. Все до единого…
– Тебе не удалось завершить миссию палача, – тяжело проговорил Бернар, – не печалься. Считай, что ты теперь свободна.
Я поежилась. Эрик, Эрик… Стоило ли тебя жалеть, после того, что ты сделал со мной? А может, тебя стоило ненавидеть? Или… наоборот, просто любить, как это делала Джейн, на протяжении столетий, совершенно бескорыстно и ничего не требуя взамен?
– Ты покажешь… где он похоронен? – голос сорвался. Ну и пусть, так Бернарду проще поверить.
– Вот, возьми, – он деревянным жестом протянул мне клочок бумаги. Аллея такая-то, могила такая-то.
– Что… с тем… ведьмаком, что стрелял в…
– Ушел, – швейцарец пожал широкими плечами, – ведьмак оказался ушлым малым. Нахватался знаний, уж не знаю, откуда – и ушел. Я ничего не смог сделать… Как ты, Джейн?
– Почти… хорошо, – выдохнула я, – еще вопрос, Бернард. Что с телом… той… девочки?
– Не беспокойся, все нормально. Облили бензином и сожгли.
– Понятно.
Я закрыла глаза и откинулась на подушку. Будьте вы прокляты. Все-все.
…Он не стал засиживаться. Ушел быстро, словно опасался оставаться со мной наедине, не забыв при этом оставить на стуле пакет с одеждой. Ах, да. Совсем забываю о том, что я теперь прежде всего – палач. Создание, на которое не действует чужая магия – но которое может убивать быстро и эффективно. С-сволочи.
Я надорвала конверт, достала лист бумаги, исписанный мелким, четким почерком. Ноготки у Джейн были ухоженными, с непременным «французским» маникюром – и это бросалось с непривычки в глаза. Такими ручками – и тяжеленный меч ворочать? Хотя… что это я? Меч весит килограммов пять, не больше…
«Дорогая Лера. Если ты читаешь это письмо, значит, все сложилось именно так, как я и предполагала. Значит, ты не пережила тот момент, когда увязший в твоем теле крючок выдернули вместе с мясом. А это, прежде всего, означает, что меня, Марии, больше нет с вами, но ты, Лера, оказалась в чужом теле. Оно не молодо, конечно, но недурственно сохранилось».
Я невольно усмехнулась. Превосходный английский юмор. Шуточки с того света… Усмехнулась – и начала читать письмо, теперь уже внимательно, не упуская из виду ни одного словечка.
«Теперь, когда наконец закончилась эта неприятная история, ты можешь узнать правду. Все, как оно было на самом деле – и то, что старательно скрывал наш друг Генрих. Истина проста, Лера. И заключается в том, что ты была обречена с того самого момента, как тобой решил воспользоваться наш враг Яков: он непременно убил бы тебя сам, и также непременно должен был убить тебя, умирая. Да-да, я не стесняюсь называть господина Шпренгера врагом! Он хуже, чем враг, он предатель, алчущий безграничной власти и бесконечной жизни. Он держал своего друга в Шильонском замке, он совратил Малику на путь зла, он повинен в смерти не одного младенца – полагаю, этого довольно, чтобы считать Якова исчадием Ада (если таковой, конечно, не является чистой выдумой).
Но не будем о Якове, поговорим о тебе. И мне, и Генриху было хорошо известно, что стоит разделаться с Яковом – тебе не жить. Знаю, мое молчание было подлостью, но надеюсь, что искупила свою вину перед тобой. А Генрих… Он смотрел на тебя все более внимательно. Сперва как на объект исследования, потому что твой Дар оказался довольно редким, затем как на хорошего, достойного человека, а потом… Как на женщину, которую любят всем сердцем. Мы слишком много лет провели рядом, скрыть что-либо от меня непросто. И я знала, сколько бессонных ночей провел Генрих, разыскивая путь к твоему спасению. Ведь побеждая, чем-то неизменно приходится жертвовать, и в данном случае этой жертвой изначально была ты. Единственным средством казалось кольцо с наложенной ментальной формулой. Оно должно было положить начало ускоренной регенерации тканей на месте разрыва – но, коль скоро ты читаешь это письмо, мы с тобой знаем, что у Генриха не получилось тебя спасти.
Теперь поговорим о нас с тобой, Лера. Я не долго размышляла, чтобы принять то решение, которое было принято. Пожив немало, я уверена в том, что в моей жизни не было ни грана смысла, потому что убийство, моя единственная способность, всегда бессмыслица. Я была одинока, у меня не осталось родителей (а тебе должно быть известно, как давно они уснули вечным сном), у меня не было детей. Смешно, да? За пять столетий я не удосужилась обзавестись ребенком, потому что так и не смогла изжить страха перед проклятием дома Белой розы. Единственное, что у меня было – это моя безответная любовь к тому, кого я должна была убить. Но как можно лишить жизни того, кого безумно любишь? Миссия палача так и осталась невыполненной. Я бы не смогла отрубить голову Генриха и привезти ее своему наставнику, который и по сию пору живет в Италии, неподалеку от Рима, и не смогла бы в качестве «залога» отдать человека, который достоин жизни. Потом, когда я узнала тебя поближе, то поняла: ты не можешь так глупо и нелепо погибнуть, только потому, что случайно встретила Якова; Судьба слепа, но ее разорванные нити можно попытаться связать.
Я давно не встречала столь чистых людей, как ты, Лера. Твое существование есть добро для этого мира, я так полагаю. А отданная во имя добра жизнь уже не может быть бессмысленной.
Теперь мое тело в твоем распоряжении. Прости, что не удалось сохранить твое собственное – но я могу лишь соединить разорванную нить, не в моих силах подарить тебе нить новую.
Возможно, с тобой захочет поговорить Наставник, имени которого я так и не узнала.
Возможно, тебе захочется уехать из страны.
Ты вольна делать все, что пожелаешь, ты теперь абсолютно свободна.
Я вложила в твой почтовый ящик еще одно письмо – там номера моих счетов и пароли, кредитные карты и документы на имя Джейн Файерхилл, адреса моих домов в Европе – в общем, все, что тебе может пригодиться. Живи, и пусть хотя бы твоя жизнь не будет такой же пустой, как моя. Прощай.
P.S. Если кто-либо спросит тебя о том, что случилось с Генрихом, тебе необходимо убедить всех интересующихся лиц в том, что он мертв, а Эрика – в том, что ему следует исчезнуть. Иначе тебе придется самой сделать то, на что я оказалась неспособна. Если оба варианта окажутся для тебя неприемлемы, то жизни многих невинных подвергнутся опасности. Я надеюсь на твое благоразумие».
Я скомкала лист бумаги. За что ты просил прощения, Эрик? – «Ты никогда не узнаешь». Так было проще. Так было лучше. Смогла бы я столько ночей спать спокойно, если бы знала правду? Имею ли я право ненавидеть Эрика за эту ложь?
Заглянув в пакет, что оставил Бернар, я обнаружила там легкие туфли на шпильке, черные джинсы и такой же черный свитер с высоким воротником. Траур по Валерии Ведовой. Или по Генриху Крамеру?..
Я села, стянула ситцевую ночную сорочку – белую, с фиолетовыми колокольчиками, затем быстро, насколько могла, оделась. Делать в больнице было нечего. Я нырнула в лаковые туфельки, поднялась. Лера никогда не носила шпилек, зато их обожала Джейн…