Принеси-ка мне удачу
Шрифт:
Матвей обдумал ответ заранее:
— Знаете, Константин, теперь я в этом не уверен. Вы ведь хорошо понимаете, из-за чего я пошел на эту сделку. Но всплыли другие обстоятельства: мой сводный брат будет претендовать на эту торговую точку, его мать уже открыто об этом заявила. Ваша дочь, безусловно, прекрасна, и мне искренне жаль, что у нее появились такие мысли, но если теперь и мне не так уж выгоден этот договор, то, может быть, и не стоит принуждать Веронику?
— Бред! — еще громче рявкнул Симаков. Матвей порадовался, что этот разговор состоялся по телефону, а не лично. — Наша сделка не ограничивается договором на строительство!
По спине пробежали холодные мурашки. Матвей много лет был приучен ненавидеть и Ларису, и ее сынка. Он и ненавидел, но ему и в голову никогда не приходило такое решение… Он заговорил быстро, словно боялся не успеть:
— Не надо вмешиваться. Плохо или хорошо, но он мой брат.
Константин долго думал, потом согласился:
— Ты прав. Если пожелаешь, подпишу договор с этой мадамой. Мне-то какая разница? Родня есть родня, даже если такая. И если ты достаточно могущественен, чтобы позволять близким сосать из тебя бабло, то так и поступай. В этом и есть величие — когда ты сам выбираешь, кто тебя имеет. А воевать нужно с чужими. Вот я и жду, когда же ты мне, наконец, скажешь — свой ты или чужой?
Разговор получался крайне неприятным. Ведь Симаков фактически открытым текстом заявил, что не остановился бы перед убийством Ларисы и ее сына. И прозвучала прямая угроза самому Матвею. Матвей хотел Риту — какие бы условия та не ставила, и не хотел Веронику — какой бы потрясающей она ему не казалась. Но готов ли ради этого так рисковать? Теперь он говорил медленно, выбирая каждое слово:
— Я поговорю с Вероникой еще раз, постараюсь ее убедить…
— Рад это слышать, сынок!
— …но если она наотрез откажется? Ведь она взрослая женщина. Пусть уж сама решает свою судьбу?
— Хватит уже нести эту чушь, Матвей! Давай говорить прямо: моя дочь — бесхребетная бесхарактерная баба. Я ее люблю и все такое, но не доверю ей ни весь бизнес, ни свободу решать, за кого ей выскакивать замуж. Как раз из бесконечной любви к моей дочке я и вмешиваюсь! Гарантия, что она не пропадет, — хороший мужик рядом. Если ты, конечно, сам не передумал.
— Я не передумал, — почти уверенно ответил Матвей, понимая, что прямо сейчас спорить бесполезно.
— Вот и славно. И за нее не волнуйся. Поговори, убеди по-хорошему. Если не получится, то я умею убеждать по-плохому. Дочурка, радость моя единственная, как никто другой, в курсе. Она ведь и в Лондоне учиться не хотела. Знаешь уже поди, что я тогда сделал с ее собакой?
Матвею вдруг очень сильно захотелось не узнать. До торопливого желания перебить:
— Думаю, это просто предсвадебный мандраж. Пара букетов, ласковое слово — и Вероника снова захочет быть со мной.
— Уверен в этом, сынок! Она ведь в тебя влюбилась, едва только на фотографии увидела!
— Надо обязательно поужинать вместе на днях. Посидеть вдвоем, обсудить мелочи.
— Я уж думал, что ты не предложишь!
Почти час Матвей сидел в машине и не мог сосредоточиться. В принципе, он мог выпутаться и теперь из этой истории, но только если выставит виноватой Веронику. Что сделает с той папаша? Насколько важна для Матвея Вероника, раз он даже представлять этого не хочет? Но если Вероника не выстоит, то и Матвею достанется. Тогда на каком моменте Симаков решит, что отомстил Матвею? Подумал о Рите — и в голове невыносимо заболело. Свадьбу не отменить. Эту чертову свадьбу просто не отменить так, чтобы никому не досталось!
Первоначальная идея Матвея была куда жизнеспособнее: жениться формально и постепенно отмежеваться от Симакова. Подкинуть ему внука. Желательно, мужского пола. Матвей был теперь согласен и на то, чтобы Вероника рожала ребенка от кого угодно. Формальный брак, формальный сын, формальное желание когда-нибудь перебраться в столицу — все живы и здоровы! Но нет же, всем приспичило усложнить себе жизнь.
Успокоился, поехал в офис и нашел номер телефона Соколовской Анны — почему-то на этот раз имя и фамилия девушки вспыли в памяти отчетливо. Ну конечно, она ведь впервые его всерьез заинтересовала! Позвонил уже по пути домой.
— Матвей Владимирович?
Значит, и его номер у нее имелся. Проныра успевала везде, даже удивительно, что с такими шпионскими навыками и образом мышления она до сих пор остается обычной кассиршей.
— Я. Поговорить нужно, Анна.
— Это еще зачем?! Ваш друг уже звонил мне ночью — угрожал, хамил! Но вы и ему передайте, что я понятия не имею ни о чем! Пусть сначала докажет, а уже потом угрожает! А я его не боюсь! — судя по тону, еще как боялась.
— То есть вы с Симаковым в Москве не встречались?
— Кто такой Симаков?!
— Спокойнее, Анна. Я звоню вам не для ссоры. И приношу извинения за своего друга.
Секундная пауза.
— То есть вы меня не обвиняете?
— В чем именно? Нет, я полностью уверен, что именно вы встречались с Симаковым. Найти его в фирме было намного проще, чем раздобыть номер. Но, в отличие от друзей, очень вам благодарен за эту услугу.
Снова тишина. Но Анна соображала довольно быстро — так же, как менялось ее настроение:
— Я уж было подумала, что вы меня уволите… хотя никаких доказательств и нет!
— Ни в коем случае, — заверил Матвей. — Вы произвели на меня неизгладимое впечатление. От такого друга я бы не отказался. Знаете, где я живу? Приезжайте — поболтаем. Наедине.
— Наедине? — вот, надежда в голосе. Значит, Матвей все понял совершенно правильно. — А вы… случайно ничего со мной сделать не собираетесь?
— Не разочаровывайте меня, Анна! — он рассмеялся. — Разве вы из пугливых? Приезжайте. Я хочу вас увидеть.
— Буду через полчаса.
Кто бы сомневался! Матвей прибавил скорости. Он пока и сам не знал точно, что собирается ей сказать. Возможно, действительно, убить без свидетелей и за домом закопать. Но нет, подобная мысль была лишь минутной слабостью. У Матвея совсем не осталось тузов, а Анна совершенно точно в этой игре являлась тузом.
Разговор с ней вышел еще проще, чем Матвей предполагал. Анна только поначалу заметно расстроилась, что «наедине» подразумевало вовсе не начало или признание симпатии. Матвей вообще игнорировал все ее намеки и почти сразу перешел к делу. Девушка заявила, что ее напрасно подозревают в тяге к чужим деньгам, она вовсе не такая. Однако появившийся блеск в ее глазах говорил обратное: этому азарту даже почти пятидесятилетний возраст Симакова не препятствовал.
— Ань, — Матвей говорил мягко, убеждая и давно перейдя на ты. — Я предлагаю осуществление твоих надежд. Если сама вывезешь, конечно.