Природа плакала в тот день...
Шрифт:
— Неспокойно, потому что не знаешь. Не накручивай себя перед концертом.
Оставшийся день Том ходил злой и раздраженный. Он орал на всех, на кого мог наорать, но больше всего почему-то срывался на Билле. Брат терпел, сколько мог, но за пятнадцать минут до выхода на сцену, они чуть не подрались. Георг за талию оттащил брыкающегося Билла, а Тоби едва успел ухватить за футболки Тома, порвав одну из них. И Том тут же переключился на телохранителя, напрочь позабыв о брате.
— Что с ним? — испуганно спросил Георг, наблюдая, как Билл судорожно
— Да что б я! — взвизгивал он зло между глотками. — Остался! С ним! В одной! Квартире! На хрен!!! В Берлин! К чертям! Куда угодно!
— Какой Берлин? — вытаращил глаза Листинг. — У нас тур расписан до сентября! У нас концерты через день-два! Нам пахать еще и пахать!
— Плевать! Я себя уважаю! Я за ним сколько бегаю?! Я думал вчера, что все будет нормально, что все нормализуется! Пошел он к чертям! Пусть трахает мозг своему дружку! Я устал!
— Какому дружку? — спросил Георг.
И Билл осознал, что сказал в запале лишнего. Он хищно улыбнулся, подмигнул и сделал многозначительный жест рукой туда-сюда от паха.
— В котором у него мозг прячется!
— Дурак ты, — рассмеялся тот. — Ну, вот скажи, в какой Берлин ты собрался, если ты совершенно не умеешь готовить? Ты чайник вскипятить не можешь. У тебя уже два чайника сгорело. Ты ж там с голоду загнешься.
— Кухня — это место для баб. А у меня есть телефон, чтобы заказать пиццу.
— Вот и отлично. В Гамбурге делают прекрасную пиццу.
Перед самым выходом на сцену Том попытался извиниться. Билл отвернулся и сделал вид, что они незнакомы. Вот пусть теперь он за ним бегает, а Билл уже свое отбегал, хватит. Надоело!
Во время маленького перерыва Том тут же кинулся к телефону.
Билл со злорадной усмешкой заметил его растерянный взгляд и белые губы. Брат отдал телефон Наташе и, ссутулившись, отошел.
— У меня вот тут потекло, — ткнул Билл пальцем в уголок глаза, садясь на ближайший ящик и подставляя лицо стилисту, чтобы поправила.
Женщина с готовностью извлекла «аварийно-спасательный набор» и принялась приводить вспотевшую звезду в порядок.
— Чего Том так за телефон хватается? — тихо-тихо, почти не шевеля губами, спросил он.
— Звонка от кого-то ждет.
— Мальчик? Девочка? — зачем-то уточнил Билл.
— Не знаю.
— Можешь посмотреть?
— Клавиатура заблокирована паролем.
После концерта Том, сославшись на головную боль и усталость, сбежал от всех. Билл пожал плечами и отправился с ребятами развлекаться.
Странное состояние страха, почти паники, не отпускало. Он глушил его спиртным. Он кокетничал и целовался с непонятной девчонкой, каким-то чудом оказавшейся у него на коленях. Он то становился холодным и безразличным, то на него накатывала неестественная волна безудержного веселья. Когда девчонка полезла к нему в штаны, он почему-то ее прогнал, хотя в другое время обязательно бы отвел в чилл-аут и как следует отодрал. Откуда-то нарисовался Густав с лицом лисы, только что обчистившей курятник. Билл как раз закончил выяснять отношения с девицей, и ее, наконец-то, увели.
— Чего не пошел-то? Хорошая ж. Как ты любишь, — кивнул в ее сторону Густав.
— Что-то не то… — пробормотал совершенно трезвым голосом Билл, нервно грызя ноготь.
— Да тебе какая разница? Тебе с ней жить что ли? — хмыкнул парень, подливая себе и Биллу водки в стаканы к апельсиновому соку.
— Поехали в отель, — проскулил он неожиданно.
Густав громко захохотал, заваливаясь на диван и обливаясь полученным коктейлем.
— Извини, Билл, ты клевый пацан, отличный друг, чудесный человек, но я не рассматриваю тебя как сексуального партнера. У тебя слишком маленькая грудь и совершенно нет задницы, одни кости.
Билл побагровел, выпучил глаза и… двинул ему по уху.
Густав треснулся затылком о мягкую спинку и рухнул лицом вниз.
Парень перепугано уставился на друга.
— Эй… Эй… Густи… Я не хотел, Густи…
Его плечи начали вздрагивать. Билл беспомощно развел руками, не зная за что хвататься, кого звать на помощь.
— Густи… Густи… — он тряс его одним пальцем.
— Ыыыы, — оторвал красное лицо от ладоней Густав. В глазах стояли слезы. От смеха. Он еще что-то провыл и опять начал ржать, утыкаясь в сиденье носом. Во весь голос.
— Господи, ну почему меня окружают одни уроды? — тяжко вздохнул Билл.
С Томом, слава всем богам, было все в порядке. Он напился с Наташей. И если последняя еще могла что-то членораздельно говорить, то Том мутным взглядом посмотрел на не очень трезвого брата, рыгнул и скромненько откинулся на диван, оглашая комнату сладким похрапыванием.
— Ну чего? — Билл постарался сфокусироваться на стилисте. Ему это даже удалось с третьей попытки.
— Неа… — видимо, Наташа тоже пыталась определить, какой из этих нескольких Биллов настоящий. — У него какая-то паранойя на личную жизнь. Сказал, что ждет звонка и волнуется. Что должны были еще вчера позвонить… В крайнем случае сегодня… Он даже туда домой позвонил. Говорит, никто не берет трубку. Я сказала, значит уехали. Ведь если бы что-то случилось, мы б уже знали?
Билл кивнул. Он сейчас на все согласен.
Жуткая головная боль с утра. Опухшее лицо в зеркале. Завтрак, который хочется отправить в унитаз вместе со вчерашним алкоголем, будь он не ладен. Кое-как улыбнуться и добраться от пункта А (двери гостиницы) до пункта Б (сидение машины) сквозь плотный строй истерящей массы. Том молчит всю дорогу. За телефон не хватается. Ему плохо. Билл молчит всю дорогу. Он бы и рад поболтать, и уже вовсе не сердится, но говорить не может физически. Ему плохо. Густав улыбается. Лицо припухшее, но взгляд чистый и ясный. Как у новорожденного. Георг прячется за огромными солнечными очками, надвигая на нос капюшон толстовки. И только Наташа чувствует себя отменно — загадочная русская душа.