Природа. Дети
Шрифт:
Из дневников М. Пришвина 1943 года приведена запись о двух усольских детях-сиротах: «Соне лет десять, Боре одиннадцать. Два года тому назад у них мать умерла, а вскоре затем и отец. Все крестьянское хозяйство — изба, огород, корова и мелкие домашние животные остались на детей.
Поневоле они крепко взялись за дело и теперь живут двое, мальчик и девочка, и справляются» (т. 5, стр. 716).
Но и дети, и деревья, и собака (у нее, по свидетельству комментатора, тоже есть прототип), перенесенные из действительности в художественную структуру, в сказку-быль, функционально не равнозначны прототипам. Самый очевидный пример: в деревьях, проткнувших друг друга ветвями, самым существенным для поэта оказался их стон — как раз то, что фотография не могла передать.
Точно так же все, что произошло на болоте с Митрашей и Настей, могло случиться в реальной жизни [13] , по в «Кладовой солнца» входит в сложную художественную систему.
Структура сказки-были определяется системой отступлений. Комментатор сообщает высказывание Пришвина о сказке: «В «Кладовой солнца» сюжет был: брат и сестра пошли в лес за клюквой, их тропа в лесу разделилась, дети заспорили, поссорились, разошлись. Вот и все. Остальное навернулось на этот сюжет само собой во время писания» (т. 5, стр. 716).
13
Комментатор сообщает, что автора «спасла на охоте таким же образом его охотничья собака» (т. 5, стр. 717). Не сказано, было ли это в детстве писателя.
«Навернулось» немало! Приключения Митраши и Насти на Блудовом болоте (включая знакомство с ними в первом эпизоде) занимают всего около трети текста — примерно 560 строк из 1600. «Навернувшееся» во время писания — это изображение утра и вечера на болоте, описание самого болота, история Травки, воспоминания рассказчика об умершем ее хозяине Антипыче, воспоминания Митраши о том, что говорил отец про клюкву, про компас, и другие воспоминания рассказчика о прежних охотах с Антипычем, и даже воспоминания Травки об охотах с хозяином. Мотивировка ввода большей части воспоминаний — ассоциативная связь с обстоятельствами «большого дня» на болоте, изображенного в «Кладовой солнца».
Если считать Травку третьим героем повествования [14] — ей посвящено больше трехсот строк,— то окажется, что около половины текста не связано непосредственно с фабульным развитием событий. Изображения предрассветного часа, потом рассвета на борине и в болоте, воспоминания об Антипыче и прежних охотах занимают половину текста. Это определяет замедленность и прерывность движения рассказа.
Но при таком соотношении встает вопрос — можно ли назвать историю Митраши, Насти и Травки сюжетом сказки-были? Ответ, очевидно, надо дать отрицательный. Вернее, назвать приключения детей и собаки фабулой «Кладовой солнца».
14
М. Пришвин записал в дневнике 4 июля 1945 года: «Закончил и выправил сказку «Друг человека». То, что сказка первоначально так была названа, дает основание считать Травку даже не третьим, а главным героем «Кладовой солнца».
Термины «фабула» и «сюжет» зыбки и разными литературоведами различно толкуются. Мне кажется приемлемым определение Б. Томашевского:
«Мотивы, сочетаясь между собой, образуют тематическую связь произведения. С этой точки зрения фабулой является совокупность мотивов в их логической причинно-временной связи, сюжетом — совокупность тех же мотивов и той же последовательности и связи, в какой они даны в произведении. Для фабулы неважно, в какой части произведения читатель узнает о событии, и дается ли оно ему в непосредственных сообщениях от автора, или в рассказе персонажа, или системой боковых намеков. В сюжете же играет роль именно ввод мотивов в поле взимания читателя. Фабулой может служить действительное происшествие, не выдуманное автором. Сюжет есть всецело художественная конструкция» [15] .
15
Б. Томашевский. Теория литературы (Поэтика), изд. шестое. Л., 1931, стр. 137.
Способы сцепления мотивов с временными сдвигами (воспоминаниями), с длительными уходами от фабулы не характерны для народной сказки. Связанные ассоциативно, они образуют сложную художественную структуру (или, по Томашевскому, конструкцию). Мы это видели, разбирая эпизоды.
Но все же — что в «Кладовой солнца» от сказки?
Зачин — брат и сестра пошли за ягодами — встречается в народных сказках как мотивировка волшебных событий. Например, у Афанасьева, № 261 [16] : «Жили сестрица и братец, и пошли они в лес по ягоды». Встречается и мотив двух дорог — хорошей и плохой,— в частности в сказке «Волочашка», записанной М. Пришвиным в 1906 году для сборника Н. Ончукова («Северные сказки», СПБ, 1908). Для этого сборника М. Пришвин записал 38 сказок в районе Выг-озера. Традиционны в фольклоре и благодарные собаки, есть и собака, пытающаяся спасти героя (Афанасьев, № 206).
16
Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в 3 томах. М., 1957.
Но в сказке время «всегда последовательно движется в одном направлении и никогда не возвращается назад [17] . Как мы видели, этот принцип вовсе не соблюдается в «Кладовой солнца», временные сдвиги (воспоминания о прошлом) — важный элемент ее структуры.
Замедленность фабульного движения в народной сказке встречается, но в иной форме: повторением, большей частью троекратным, ситуации или попытки достижения героем сказочной цели (две неудачных, третья удачная).
17
Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967, стр. 231.
Не характерны для сказки и развернутые пейзажи. Правда, пейзажи в «Кладовой солнца» не статичны, они протекают во времени (изображения предрассветного часа, рассвета, вечера).
Конечно, несвойственны сказке и научные экскурсы («повестушка о торфе»).
Я упоминал, что завязка — брат и сестра пошли по ягоды — встречается в народных сказках. Но не только этот мотив дает основание соотнести «Кладовую солнца» с русским фольклором, в частности с волшебной сказкой.
В. Я. Пропп дал в своем классическом труде «Морфология сказки» [18] перечень и анализ типических для волшебной сказки функций героев. Некоторые мы находим в «Кладовой солнца», разумеется, трансформированными в соответствии с замыслом создания гибридной формы — сказки-были: фантастическое переведено в план реально возможного.
18
В. Я. Пропп. Морфология сказки. Изд. 2-е. М., «Наука», 1969.
Несколько примеров.
Для волшебной сказки характерно присутствие антагониста (врага) героя. В «Кладовой солнца» это, конечно, волк. Он прямо противопоставлен одному из героев сказки — Травке.
«Антагонисту даются сведения о его жертве»,— читаем у Проппа (стр. 32). В «Кладовой солнца» — это вой Травки, который заставил Серого погнаться за ней. «Одному из членов семьи чего-либо не хватает, ему хочется иметь что-либо» (стр. 37). В «Кладовой солнца» это не жар-птица, не утка с золотыми перьями, а вполне реальная клюква. Но в поиски за нею герои «Кладовой солнца» снаряжаются и отправляются, как сказочный герой в поход за волшебной целью. «В распоряжение героя попадает волшебное средство [...]. Волшебными средствами могут служить: 1) Животные (конь, орел и пр.)» (стр. 43). В нашем случае это вполне реальная Травка. В детализации этой функции Пропп указывает и такой случай: «Различные персонажи сами предоставляют себя в распоряжение героя. Животное, например, может [...] само предложить свои услуги герою. Оно как бы дарит самого себя». Это очень близко к встрече Митраши с Травкой. К тому же эпизоду подходит и другой пример Проппа: «Средство случайно попадается герою (найдено им). Иван видит в поле коня, садится на него».
И наконец, финальные ситуации: «Антагонист побеждается». Один из видов этой ситуации — «он убивается без предварительного боя»; так Митраша убил Серого. Счастливая развязка и прославление героя тоже в традициях народной сказки.
Нет оснований утверждать, что писатель намеренно трансформировал некоторые мотивы волшебной сказки. Родство «Кладовой солнца» с народной сказкой — естественное следствие высказанного М. Пришвиным убеждения: «Сказка тем сказка, что она подчинена ритму, не как рассказ, механическому, а песенному. Я это понял по «Кладовой солнца» (т. 5, стр. 718). Так он писал в конспекте статьи о сказке. То, что М. Пришвин называет песенным ритмом сказки, связано по только со способом сцепления мотивов (которое М. Пришвин назвал «подсознательным распределением материала»), но и с самими мотивами: характер их остается сказочным, несмотря па реалистичность фабулы.