Природа. Дети
Шрифт:
Эта уединенность жизни и труда — вне коллектива, вне всяких общественных интересов и связей (мать Юрки работает по ремонту дороги, которым ведает дед) — очевидно, и породила, укрепила затхлую атмосферу мещанства, в которой, до начала событий повести, совсем неплохо чувствовал себя ее герой — Юрка.
Домик стоит у моря, в степной части Крыма. События в жизни героев, их переживания у Дубова всегда органически связаны с пейзажем, и прежде всего с морем или рекой — это стойкая особенность его произведений. Море или река даже не фон, а, хочется сказать, действующее лицо повестей — так неразрывно связаны с ними сюжеты «Огней на реке», «Мальчика у моря», «Беглеца», и отчасти «Сироты».
Жизнью Юрка в общем доволен — правда, ребят маловато: двое малышей и брат, Славка. Да еще школа далеко. Но хороший человек, шофер, по прозвищу Сенька-Ангел, часто подвозит. И велосипед есть. Все лето можно купаться хоть каждые пять минут. В семье Юрку не слишком обижают, хотя ругают часто, иногда и затрещину получит.
Обыкновенность жизни нарушается приездом людей из другого мира — москвичей Виталия Сергеевича и Юлии Ивановны. Они путешествуют на автомобиле и пленились пейзажем, особенно бугром близ Юркиного дома — он «был окутан бледно-розовым дымом — тамариск цвел». Цветущий тамариск — лирический фон «Беглеца».
Там, на бугре, и поставили свою палатку приезжие. Первое открытие для Юрки: «Он жил и жил и никогда не думал, красиво здесь или нет. И никто не думал об этом и не говорил [...]. Наоборот, все жаловались, как плохо тут жить на отшибе — ни людей, ни магазина, ни клуба» (т. 3, стр. 274). И никто не любовался тамариском — его в этом безлесном краю рубили на топливо.
Как будто не очень значительно открытие, что место, где живет Юрка, красиво. На самом же деле тут вступает одна из стержневых тем повести, и с каждым эпизодом она раскрывается все шире и полнее. Юрка открывает, что мир и людей можно воспринимать иначе, чем привыкли в его среде. И это другое восприятие ценнее, глубже, обогащает ум и сердце, помогает разглядеть красоту не только природы — нет, красоту и безобразие людей, их душевного и нравственного облика. Юрка учится видеть, размышлять и критически оценивать. Конечно, сам он еще не может понять, что внесли в его жизнь приезжие, чему он учится. Но Юрка как раз в том возрасте перелома, брожения, когда уходит детское восприятие мира.
Снова, как и в «Мальчике у моря», возраст не назван, но уверенно угадывается. «Досаждало ему только одно: он начал стесняться. Раньше этого как-то не было или он не замечал, а теперь стал замечать и стеснялся все больше [...] при других становился неловким и неуклюжим, спотыкался и все ронял, ходил, как спутанная лошадь, руки и ноги делались большими, нескладными, их некуда было девать, он старался держаться свободнее, развязнее, от этого получалось еще хуже, и его начинали ругать, а он улыбался. Не потому, что ему было смешно, а потому, что очень стеснялся, но другие этого не понимали и ругали его еще больше. И для полного счастья ему не хватало только одного — чтобы исчезла эта скованность и он держался уверенно и свободно, ну, например, как папка...» (стр. 284).
Взрослый читатель, конечно, оценит мастерство, с которым Дубов дает психологический портрет возраста: одной деталью душевного самочувствия мальчика — скованностью — и одной деталью внешнего выражения этого самочувствия — улыбкой некстати.
Дед помогал Виталию Сергеевичу ставить палатку, и вечером его с Максимовной приезжие пригласили закусить. Выпили. Дед быстро захмелел, и Максимовна на обратном пути его «костила последними словами за то, что наклюкался, как свинья...» И наутро костила. Припомнила, что ласки от него не видит.
« — Да ты что, Максимовна, неуж мне на старости за тобой сызнова ухаживать?
— А что старость? Вон этот: голова седая, а сам так и норовит, чем ей догодить. «Юленька да Юленька»... То-то она такая гладкая да ухоженная. А ты за кобылой больше глядишь...»
«Юрка с удивлением подумал, что и на самом деле эти приезжие держатся, разговаривают друг с другом совсем не так, как дед и Максимовна [...]. А папка и мамка ругаются то и дело. Особенно, когда выпьют [...]. И никто из всех, кого Юрка знал, никогда не разговаривал друг с другом так ласково и не смотрел так, и не улыбался, что видно — улыбаются они потому, что им приятно смотреть друг на друга...» (стр. 282—283).
Так возникает у отрока критическая работа сознания. Со сравнения привычного и, как думалось Юрке, естественного, всеобщего характера общения близких людей друг с другом с иным стилем отношений, в котором мальчик почувствовал внутреннюю красоту.
С первого дня знакомства с приезжими, когда он узнал, что бугор с тамариском красив, а разговаривать с близкими, смотреть на них можно совсем не так, как дед и Максимовна или мать с отцом, начинается для Юрки цепь открытий, критических переоценок.
Еще недавно, страдая от своей вдруг появившейся скованности, Юрка завидовал развязности отца. Но, увидев, как всегда ровен, нетороплив Виталий Сергеевич, Юрка заметил, что отец неприятно суетлив и «даже стал стесняться, будто суетился не папка, а он сам».
Виталий Сергеевич со всеми одинаков. «Голос у него спокойный, не громкий, но почему-то, когда он заговаривал, все умолкали и слушали, и он будто знал, был уверен, что так и будет, даже не пытался говорить громче, перекрикивать других. Ну, прямо как Сенька-Ангел сказал — авторитетный [...]. Вот таким и захотелось стать Юрке. Спокойным, сильным и авторитетным» (стр. 286).
Потрясающее открытие: Юрка почувствовал, что ему не нравится среда, в которой он живет, он не хочет быть таким, как его близкие. Тут начало самопознания; тут характерный для вдумчивых мальчиков его возраста поиск идеала, эталона для своего будущего. Одни его находят в книгах, другие — в жизни. Юрка не приучен читать книги. Свой эталон он нашел благодаря способности наблюдать и критически осмысливать наблюдения. Мы еще ничего не знаем о том, что произойдет с Юркой в ближайшие недели, и не узнаем из повести, как сложится его характер и судьба в грядущие годы. Но уже по первым страницам, по первым мыслям Юрки, чувствуем, что натура его не вовсе заурядна — Юрка начинает раздумывать об укладе среды, в которой живет, едва появился материал для сравнения. Мальчик умнее, интеллектуальнее своего окружения.
После критической переоценки быта в своем доме (или, вернее, параллельно и в связи с ней) рушатся детские, бездумные представления Юрки о том, что такое искусство. Его папка пишет картины. «Конечно, Юрка понимал еще мало, но что папка здорово рисует, это он понимал хорошо. У него все такое похожее. Видно каждый камешек, каждую веточку. И все такое красивое. Даже красивее, чем на самом деле. Если уж луна, так желтая-прежелтая, солнце краснее, чем светофор в городе перед базаром, а таких зеленых листьев и травы не было даже в городе...» (стр. 300).