Приручить единорога (Странное предложение)

Джоансен Айрис

Сэнтин пошевелился и, взяв ее за руку, приподнял широкий рукав халата, обнажая пострадавшее запястье. Красные пятна на коже Жанны уже начали наливаться синевой.

— Ты меня не убедила, — буркнул он, разглядывая синяки. — Эти следы продержатся несколько дней. В чем, в чем, а в синяках я разбираюсь; недаром я участвовал во множестве сражений, которые порой вспыхивают в барах. Жанна не сделала ни малейшей попытки вырваться. Вместо этого она продолжала гладить Сэнтина по голове свободной рукой.

— Тогда ты должен знать, что многие ушибы

только выглядят страшными, — возразила она, ероша его густые мягкие волосы. — У меня вообще легко появляются синяки. И также легко проходят.

— Это ты врешь, пожалуй, — проворчал Сэнтин и несильно потер подушечкой большого пальца ее запястье, словно надеясь стереть несколько красных меток. — Как бы там ни было, я вовсе не уверен, что ты снова отважишься вытаскивать колючки из шкуры одного твоего знакомого льва. Во всяком случае — скоро.

Неожиданно он поднял ее руку и порывисто прижал к губам.

— Прости, — глухо сказал он и, притянув Жанну к себе, зарылся лицом в ее плечо, будто раскаивающийся ребенок. — Наверное, я просто сошел с ума. Я больше не сделаю тебе больно, обещаю…

— Я знаю, — ласково ответила Жанна, прижимая его голову к себе. При этом она испытала такое сильное собственническое чувство, что сама удивилась. Кажется, она сама становится похожа на Сэнтина…

— Я знаю, это больше не повторится…

— От тебя так хорошо пахнет… — прошептал Сэнтин, и его руки крепче сомкнулись на ее талии. — От этого запаха у меня голова кругом идет.

— Должно быть, ты просто слишком устал… — слабо возразила Жанна, хотя в горле у нее запершило от волнения. — Вряд ли лавандовая соль для ванн может действовать так сильно.

— Ах вот что это такое… — рассеянно отозвался Сэнтин и потерся щекой о желтый атлас ее халата. — Действительно, пахнет какими-то цветами, но в этом аромате есть что-то от тебя. Цветущий клевер, свежий морской ветер, и теплая, мягкая женщина. — Он прижал ее к себе еще сильнее и прошептал: — Мне нравится.

Жанна дышала с трудом, но крепкие объятия Сэнтина были ни при чем или почти ни при чем. Тепло его губ, которое она чувствовала сквозь ткань халата, заставило ее сердце учащенно забиться. Сочувствие и жалость, которые она испытывала вначале, на глазах превращались в жаркое желание дарить и получать физическое наслаждение.

Осознав, что грубая, почти животная чувственность Сэнтина снова заставила ее позабыть, зачем, собственно, она спустилась к нему в библиотеку, Жанна предприняла слабую попытку освободиться.

— Нет!.. — негромко воскликнул он, без труда удерживая ее на месте. — Не уходи.

Я не сделаю тебе больно. Я просто хочу, чтобы ты была ближе ко мне.

С этими словами Сэнтин усадил ее к себе на колени, а она приникла головой к его плечу, ощущая щекой крахмальную свежесть его сорочки из тонкой оксфордки, которая была теплой от жара его тела. Под белой тканью темнели жесткие густые волосы на его груди.

— Нет, не надо!.. — запротестовала она. — Ты должен пойти лечь в постель

и как следует выспаться.

— Первая часть твоего плана меня вполне устраивает, — отозвался Сэнтин, легко коснувшись губами ее виска. — Но, боюсь, у меня может не хватить терпения даже на это.

Продолжая удерживать Жанну на коленях, Сэнтин принялся быстро расплетать ей косу. Большого труда это не потребовало, и уже через несколько секунд длинные вьющиеся пряди волос мерцающим водопадом обрушились на плечи Жанны. Сэнтин с жадностью погрузил руки в это золотисто-каштановое великолепие и, взяв ее за затылок, заставил слегка запрокинуть голову.

— Я хочу тебя, — со странной неловкостью пробормотал он, заглядывая ей в глаза. — Ты позволишь мне любить тебя, Жанна?

Ее длинные ресницы затрепетали.

— Мне казалось, мы уже выяснили, что в этом вопросе от меня ничего не зависит, — ответила она, намекая на разговор четырехдневной давности. — Если я правильно тебя поняла, то на ближайшие несколько недель ты не склонен был отказываться от своих прав и привилегий.

Сэнтин болезненно сморщился, словно у него внезапно заболел зуб, а его пальцы, по прежнему сжимавшие затылок Жанны, едва заметно дрогнули.

— Ты и вправду считаешь, что я угрожал тебе по собственному желанию? — спросил Сэнтин. — Ты загнала меня в угол и не оставила мне никакого выбора.

— Зато сегодня ты предоставил мне право выбирать, — тотчас нашлась Жанна. — Или ты уже передумал?

Сэнтин мрачно усмехнулся.

— Черт побери, я не верил, когда мне говорили, что женщины могут обладать острым аналитическим умом. Во всяком случае — такие красивые, как ты. Зря, видно, не верил. Будь ты уродиной, «синим чулком»… Можешь ты просто сказать: «нет» или «да»? — перебил он самого себя.

Жанна не ответила, и Сэнтин покорно вздохнул.

— Нет, я не передумал, — с сожалением проговорил он. — Если я и научился чему-то за последние несколько дней, так это… В общем, если ты и есть тот самый пресловутый камешек в башмаке, то теперь я точно знаю, что без этого камешка я уже не смогу обойтись. И я сохраню тебя чего бы это мне ни стоило!

Его взгляд стал угрюмым, а жесты — неловкими и скованными.

— Я не стану лгать тебе, Жанна, — негромко продолжил он. — Я постараюсь использовать все предлоги и уловки, какие только смогу придумать, чтобы ты осталась со мной, но сегодня, сейчас, я хочу, чтобы ты стала моей по своему желанию…

Он снова поднес к губам ее руку и поцеловал покрытое кровоподтеками запястье.

— И я не стану давить на тебя, принуждать, напоминать о нашем уговоре, — добавил Сэнтин и ненадолго замолчал. По губам его блуждала вымученная улыбка. — Хотя ты, наверное, не догадываешься, какая это жертва с моей стороны.

— То есть, — медленно проговорила Жанна, не глядя на него, — если я захочу, я могу сейчас просто встать и уйти… И ты мне позволишь?

Она почувствовала, как Сэнтин напрягся.

— Да, — сказал он глухо.