Пришельцы
Шрифт:
– Это когда ты молодой был, побрякушки котировались, – заметил Игорь.
– А сейчас приди на дискотеку с орденом, скажут, вальты поехали, добавил Шурка.
– А бабы – все суки, – мечтательно проговорил Пашка. – Живым останусь никогда не женюсь. Но вертеть женщинами буду, с ума их сводить, обманывать каждый день. С этим ментом с фермы видали какая фельдшерица приезжала? Так вот, я уже с ней договорился. На раз снял. Она мне рану чистит, а я ей ручки целую, ножки… Эх!
Аж вся трепещет!
– Эх, печь бы успеть до морозов сделать! – вздохнул Тимоха. Отвоеваться бы поскорее…
– Поскорее у нас не получится, –
Когда же на следующий день Поспелов привез оружие и усадил десантуру писать бумаги – заявления с просьбой о контрактной службе в вооруженных силах, автобиографии и собственно, сами контракты, – настроение уже было приподнятым, почти веселым.
Полный разнобой в чувствах и смущение вызвала зарплата, выданная вперед по пять миллионов на брата. Десантура отродясь таких денег в руках не держала, за три космических года отвыкнув от условий земного существования, современных цен и магазинов. Но уже не роптали, по-крестьянски прикидывали, как бы переправить зарплату женам – мало ли, вдруг убьют? – и одновременно опасаясь, как бы жены не растратили большие деньги на всякую ерунду.
Тишина и согласие наступили только в тот момент, когда Поспелов начал выдавать под расписку оружие. Заремба прислал вооружение по штату, положенному для бойцов спецназа – на каждого автомат с подствольным гранатометом, пистолет, нож, на всех – два десятка разовых гранатометов «муха» и пять огнеметов «шмель».
Десантура обвешалась, как новогодние елки, но никто не выражал никаких чувств, напротив, показывали некоторое пренебрежение, покряхтывали от тяжести ящиков с боеприпасами, поругивали новенькие, необмятые ремни, подсумки, матюгались, измазавшись в обильной смазке консервации, – и только поблескивающие от вида оружия глаза иногда выдавали состояниедуха. Глядя на это, Поспелов предугадывал, как каждый из них, оставшись в полном одиночестве, потом осмотрит, обласкает руками каждую деталь автомата, натешит мужское сердце и глаз его видом, ибо нет ничего выше и прекрасней для воина, чем эстетика оружия.
А они все были воинами по духу и только поэтому когда-то пошли в пожарную десантуру; они ведали, что такое азарт сражения, и знали соленый вкус боя, хотя лишь трое старших побывали в горах Афганистана.
Раненый Пашка тоже был зачислен контрактником, но не получил оружия, поскольку вынужден был уехать с Поспеловым в Горячее Урочище. Он сидел на траве под деревом, порхал горлом и посмеивался:
– Ладно, идите, воюйте. А я по ночам буду в Покровское бегать и ваших баб топтать. Я им по пять ваших лимонов принесу, так ни одна не откажет. Давайте, давайте! Вернетесь – хрен ребятишек сосчитаете. Во будет у меня медовый месяц!
– Ты свою-то молодую не мог оттоптать, чтоб на три года хватило, парировали мужики. – А наших топтать – столько здоровья надо! Ты на себя-то посмотри, петух! Ишь, гребень распустил!
– А чего – посмотри? Хороший петух жирным не бывает!
Вооружать и отправлять десантуру в район брошенного военного аэродрома пришлось в ту же ночь, как только на ферму пришла машина от Зарембы с автоматами и амуницией. Сделать это куда безопаснее было бы завтра с утра, поскольку
Поступать следовало вопреки всякой логике и заодно дать возможность Татьяне понаблюдать за агентом в отсутствие Поспелова на ферме: пока Георгий находился дома. Рем не совершала никаких подозрительных шагов и действий.
Вернувшись из Долины Смерти заполночь, Поспелов первым делом спросил о поведении квартирантки. Оказалось, что она безвылазно сидит в комнате и даже не подходит к окну, разве что курит сигарету за сигаретой. Зато несколько раз со стороны леса доносился гулкий женский голос, будто бы зовущий, окликающий кого-то, но кого – из-за расстояния не разобрать. И почему-то собаки, чутко реагирующие на любой звук вне фермы, даже не заворчали, не насторожились ни разу.
Несколько успокоенный – надо же, уезжал, а за это время ничего не случилось! – Георгий отправился спать в чердачную комнату и уж задремал на раскладушке, не раздеваясь, как вдруг услышал торопливые шаги на лестнице и настороженный, взвинченный голос Татьяны:
– Георгий.. Ты не спишь, Георгий?
– Что такое? – вяло спросил он, вытирая из глаз «песок» – резь от хронического недосыпа.
– Знаешь, какое-то предчувствие, – из темноты сказала она. – Так тревожно!
Какая-то опасность!
– Так, еще одна чувствует опасность, – подытожил Поспелов. – И ты ангел-хранитель?
– Но я действительно чувствую!
– У тебя с нервами не в порядке – это действительно. Даже собаки не чувствуют, а ты чувствуешь.
– Давай на всякий случай уйдем на первый этаж, – попросила она. – Там все-таки стены каменные.
На первом этаже, в хозяйственной части дома, сейчас находился раненый десантник Пашка. Умытый, переодетый и накормленный, сейчас, поди, спит без задних ног…
Вдруг на улице разом и злобно залаяли собаки, спущенные на ночь с цепей, и Поспелов выглянул в окно, зайдя в неосвещенную кухню. Показалось, будто от леса по дороге мелькнул зеленоватый свет. И тотчас же в коридоре послышался испуганный и заспанный голос Рема:
– Там люди! Там какие-то люди! Смотрите!
Она была завернута в одеяло и стояла как привидение. Георгий вбежал в ее комнату и осторожно отодвинул штору: по дороге катила знакомая лавина скелетов и уже доносились неясные голоса и выкрики. Зеленые лучи света метались по земле и, кажется, доставали низкие облака.
Это уже было слишком! Георгий заспешил к потайной комнате, где хранилось оружие, и в темном коридоре у лестницы чуть не столкнулся с «женой».
– Наружная видеокамера сработала! – сообщила она. – Но изображения нет, какие-то сполохи…