Пришельцы
Шрифт:
– Посадите ее в мою машину, – распорядился Заремба. – А этих – в контору.
Здесь оставить засаду. Брать всех, кто придет.
Он снова позвонил Луговому, кратко, на эзоповом языке, обрисовал ситуацию и спросил напоследок, нет ли в конторе какого-нибудь шума вокруг скандала на правительственном заседании.
– Да нет, вроде бы все спокойно, – отозвался тот. – Ничего не слыхать.
– Все равно, сходи в столовую, – посоветовал Заремба. – Послушай радио.
Я позже перезвоню.
В конторской столовой можно было имеющему уши услышать или получить
И если во всех прочих очередях России передавались домыслы и сплетни, в этой очереди каждое оброненное слово можно было начертать на скрижалях.
Еву пристегнули наручниками к петле над задней дверцей – пока несли в машину, успела кого-то укусить. Ехать с ней, несмотря на тонированные стекла, все-таки было неприлично, – лицо в крови, – поэтому Заремба подсел рядом и оставшейся от киллеров «фантой» умыл ее, стряхнул с платья пыль.
– Будешь хорошо себя вести – руки вправлю, – пообещал он. – Но все равно теперь так уж не попрыгаешь. На всю жизнь будут застарелые вывихи. Чуть неловко дернешься – сустав и вылетит.
Ее восточное лицо оставалось непроницаемым, разве что после мытья апельсиновым напитком кожа пожелтела еще сильнее.
Заремба снял с пояса пейджер и повесил его на зеркало – вдруг вспомнит о нем начальство и попросит позвонить, – вырулил на Сретенку и покатил вперед, без определенной цели, до ближайшего тихого угла, сквера или пустыря, где можно спокойно допросить пришелицу. И допрос начал уже по дороге, предварительно вытряхнув сумочку Евы на пассажирское сиденье.
Кроме редкого, австрийского пистолета «литтл Том», помады, теней, темных очков и прочих дамских принадлежностей, оказался паспорт на имя Айны Исумото, уроженки Бурятии, с московской пропиской и удостоверением помощника депутата Гоаударственной Думы.
– Почему же тебя зовут Евой? – спросил он, наблюдая за пассажиркой в зеркало. – Или ты в самом деле первая женщина на Земле? И от тебя пойдет новый человеческий род?
Она по-прежнему молчала, сидя с закрытыми глазами, будто молилась про себя.
– Сказала бы хоть словечко, а то я твоего голоса не слышал. Ты хоть по-русски-то понимаешь? Шипишь, как змея, и больше ничего.
Под светофором он вскрыл пудреницу, затем помаду и тщательно осмотрел столбик красящего вещества, попробовал проткнуть его шпилькой – не вышло: маслянистая помада намазана только сверху, внутри твердый стержень. Это мог быть портативный радиомаяк – штука у пришельцев обязательная.
– Извини, придется выбросить, – Заремба тронул машину и ловко забросил помаду в кабину разгоняющегося рядом «москвича», затем резко прибавил скорость и пошел вперед.
– Вас все равно уничтожат, – не открывая глаз, произнесла Ева.
– О, какой чудный голосок! – обрадовался он. – Да, когда-нибудь обязательно уничтожат. Если за это дело взялись помощники депутатов – не сомневаюсь. А мою голову тебе депутат заказал? Кстати, кто он? Да не скрывай ты, говори. Это же легко установить, – Заремба показал трубку сотового телефона. – Сейчас, прямо отсюда… Ну?
– Что вы от меня хотите? – она открыла глаза и сразу стало ясно – не молилась, а скрывала боль. Прикованные к петле руки не давали покоя суставам. Боевой каратистский дух ее сейчас упал, обнажив чувствительность…
– Особенного ничего. Но кому потребовалась моя голова – любопытно. Ты скажи, если человек этот подходящий, я, может, сам сниму и отдам, как шляпу.
Он тоже наконец ощутил боль – в переносье, отчего начинался насморк. Кажется, и два зуба в нижней челюсти расшатались, у одного, с золотой коронкой, возможно, корень сломался: чте-то здорово качается, если трогать языком, и ноет…
– Ты же не из шайки какой-нибудь, – продолжал Заремба. – Не шпана уличная.
Чувствуется же почерк… Так давай говорить как профессионалы. А то ты как партизанка… Я уже слишком старый, зубы съел в контрразведке. И хитрый, еще потому что цыган по Национальности. Видишь, я твоих киллеров сделал. Адама без звука взял и сразу расколол до задницы.
– Дерьмо собачье, – проговорила она.
– Это точно. С такими связываться нельзя, если хочешь дело сделать. Но ты же это по молодости?.. Бывало и у меня. За один только страх человека работать не заставишь, особенно в России. Хотя ты восточная женщина, могла бы придумать комбинацию похитрее. Ты же основной исполнитель акции? Тебе поручили снять с меня голову. Рассуждать «повезло – не повезло» – это же не серьезно. Плохо сработала, вот и весь сказ. Любителю можно простить, тебе нет. Ни в одной разведке мира такого не прощают. Думаю, у пришельцев из иной цивилизации дело с этим даже построже.
Заремба сделал паузу, проезжая перекресток, заметил, что Ева уже не скрывает боли, вероятно, она становилась мучительной: вздернутые вверх руки беспокоили растянутые связки, а сустав на ноге распух, сделав изящную, сильную ступню уродливой колотушкой. Верный признак разрыва связок…
Миновав мост через Яузу, он повернул на набережную, в сторону парка места малолюдные в обеденное время.
– Так что выхода у тебя нет, – надо отвечать на вопросы, – вздохнул он. Ты же понимаешь, на тебе висит провал операции. А я сегодня победил. Твои наемные убийцы – мелочь, жлобы. И Адам – дерьмо. Ясно, у тебя не было времени основательно подготовиться и ликвидировать меня аккуратно. Поэтому пришлось воспользоваться тем, что оказалось под рукой. Тебе же только сегодня утром приказали меня убрать? Где-то после одиннадцати?
– Я не могу отвечать на ваши вопросы, – не сразу проронила Ева.
– А придется. Иначе отвезу тебя в контору, там наширяют уколов, накачают всякой дрянью и ты расскажешь мне все, даже то, что сама забыла.
– Это не поможет.
– Ну! Еще как поможет. Недавно какая-то новая зараза появилась, кстати, японского производства. Купили через третью страну. После первого же укола состояние полной откровенности. Пациент ощущает сильнейшее сексуальное возбуждение и на почве этого отказывают самые мощные тормоза. А у женщин особенно… Слышала о таком зелье?