Пришествие цивилизации (сборник)
Шрифт:
— Пастролаги будить? — спросил Колори. — Может, не стоит его брать? Сын ведь…
— Я иду, — сказал Пастролаги из своего угла. Он заворочался, хрустя пустой скорлупой яиц стрешей, и встал. — Это мое дело.
Метель поутихла, но снег продолжал валить огромными хлопьями.
— Успеть бы вернуться по снегопаду, чтобы следов не было, — пробормотал Диркоши, пристегивая лыжи.
— Может, отложим на другой раз? — предложил Бентаге.
— Другого раза не будет, — жестко отрезал Диркоши.
— Завтра-послезавтра федеральные войска
От ограды у имения Саприче отделилась тень.
— Долго же вы собирались… — пробормотала она голосом Чапари. — Мы здесь совсем закоцубли от холода.
— Где Пашеке?
— Здесь, — донеслось от ограды.
— Охрана ходит?
— Нет. Сидят в сторожке, чай пьют, гады.
— Начинаем. Пашеке, Бентаге — в сторожку. Только чтоб тихо.
Пашеке и Бентаге пролезли под оградой и растворились в ночи. Затем их тени мелькнули на фоне освещенного окна сторожки и вновь исчезли. Минут через пять от сторожки послышался тихий посвист.
— Пошли, — сказал Диркоши.
Возле сторожки стоял Пашеке и держал в руках кружку.
— На, погрейся, — протянул он кружку Чапари.
— О, хорошо! — прошептал тот, с жадностью, обжигаясь, прихлебывая кипяток. Видно промерз он здорово.
Колори сунулся было в сторожку, но Пашеке преградил ему путь.
— Не ходи. Не надо.
В дверном проеме появился Бентаге.
— Ну, что? — спросил Диркоши.
— Комната телохранителей первая сразу от входа. Спальня Саприче на втором этаже — третья комната в правом крыле.
Массивные двери особняка были заперты на ключ, но Чапари справился с замком в два счета и пропустил в особняк Бентаге и Пашеке.
Вначале было тихо, затем в доме что-то тяжело упало, и на крыльце показался Пашеке.
— Порядок, — кивнул он.
— Все пятеро? — переспросил Диркоши.
— Все.
— Почему шум?
— Не всегда бывает гладко, — нервно хмыкнул Пашеке.
Они вошли в дом и, подсвечивая фонариком, прошли по коридору в холл. И тут на лестнице послышались шаги. Диркоши погасил фонарь, и все рассредоточились вдоль стен. Из-за поворота лестничного пролета появилась фигура в пижаме с керосиновой лампой в руках.
— Что за шум? — спросил голос Саприче.
И тогда Диркоши включил свет в холле.
— Гости у тебя, — насмешливо сказал он, направив автомат на Сарпиче. — Встречай.
Лампа выпала из рук Саприче и разбилась. Керосин расплескался по ковровой дорожке.
— Что же ты, — хмыкнул Диркоши, — электричество провел, денег — хоть печь растапливай, а сам — с керосинкой? Под простолюдина подделываешься? Так и до пожара недалеко.
Бледный, как мел, Саприче медленно спустился в холл и остановился напротив Диркоши.
— Чего ждете? — спросил он неожиданно спокойным голосом. — Стреляйте.
— Это мы всегда успеем.
— Деньги нужны? — презрительно спросил Саприче. — Или покуражиться хотите — ждете, чтобы я на коленях вымаливал жизнь?
Лицо Диркоши окаменело.
— Это
— Не-ет!!!
По лестнице стремглав сбежала женщина в пеньюаре и, бросившись на грудь Саприче, заслонила его от автомата. Сердце Колори болезненно сжалось — он узнал Ириси.
— Не убивайте его! — зарыдала Ириси.
Сарпиче погладил ее по голове, затем отстранил от себя.
— Не унижайся, Ириси, — сказал он и поцеловал ее в лоб. — Прощай.
— Нет! Нет! Не-ет!!! — забилась она в истерике.
— Уведите ее, — попросил Саприче, и лицо его перекосилось. — Только… не трогайте.
— Мы с женщинами не воюем, — сказал Диркоши и кивнул Бентаге.
Бентаге сгреб кричащую Ириси в охапку и, как она не сопротивлялась, унес из холла и запер в одной из комнат.
— Я знаю, что сейчас вы убьете меня, — сказал Саприче. — Одно хочу сказать перед смертью — совесть моя чиста. Все, что мною нажито — нажито честно. Ни одного человека я не обманул ни на грош. И не моя вина, что вы все стали бедными, а я — богатым.
— Ты все сказал? — спросил Диркоши.
— Все. — Саприче окинул взглядом нежданных гостей и вдруг узнал Колори. — Просьба есть одна, — усмехнулся он.
— Говори.
— Пусть ваш приговор приведет в исполнение Колори.
Холодный пот прошиб Колори. Автомат в руках стал чугунным, руки одеревенели, в висках застучала кровь. В ушах до сих пор стоял крик Ириси, и он внезапно понял, что ошибался, вовсе не деньги привели в этот дом его жену. И потому не сможет он нажать на курок.
За спиной шумно задышал Пастролаги и вдруг, со стоном оттолкнув Колори, шагнул вперед.
— Нет, сынок, — тяжело роняя слова, проговорил он, — это сделаю я.
— Отец?! — Саприче растерялся. — Ты с ними, отец?!
— Да, сынок.
— Но… почему?!!
— Потому, что ты прав, сынок. Ты действительно никого не обсчитывал и торговал честно. Но это земная честность. Ты продавал и перепродавал чужой труд, а сам за всю жизнь не вырастил ни одной брюки, не сложил ни одной песни. И по нашей честности и совести, а не по законам твоей Земли, ты прожил пустую, никчемную жизнь. Поэтому и все это, — Пастролаги обвел стволом автомата холл, — принадлежит не тебе.
— Ты не прав отец. Это законы не Земли, а любого цивилизованного общества.
Пастролаги покачал головой.
— Если эти законы заставляют людей, бывших некогда одним народом, брать в руки оружие и убивать друг друга — я не принимаю такой цивилизации. И мне особенно больно, что установлению этих законов способствовал ты. Мой сын. Ты принес в наш мир, не знавший войн и распрей, заразную болезнь — жить не ради других, а ради себя. И поэтому ты ответственнен за то, что люди сейчас умирают от холода и голода, погибают в братоубийственных войнах. И ты ответственнен за смерть аквов, из которых сейчас делают мази для умягчения кожи земных девиц.