Пришествие князя тьмы
Шрифт:
Дрожащими ногами старик приблизился к нему. Блондин окинул его брезгливым взглядом.
— На колени! — приказал он. — Я хочу видеть, как ты будешь целовать мои сапоги!
Внутри меня что-то щелкнуло. Гнев, горячий и яростный, затопил все мое существо. Как он смеет? Это мои люди, моя земля!
Я бросился к гардеробу, на ходу натягивая первое, что попалось под руку — белую рубашку и темные брюки. Плевать на этикет, я должен был остановить это немедленно.
Вылетев из комнаты, я едва не сбил с ног Ольгу, которая только
— Что за шум? — спросила она, подавляя зевок.
— Сейчас разберусь! — бросил я, перепрыгивая через две ступеньки.
— Только держи себя в руках! — крикнула она мне в спину.
Ворвавшись во двор, я увидел, как этот белобрысый хлыщ замахивается тростью на Марфу, которая, спотыкаясь, пыталась увернуться от удара.
Мир словно замедлился. Я почувствовал, как демоническая сила вскипает внутри меня, требуя выхода. Одним стремительным движением я оказался рядом с Марфой, перехватив трость в сантиметрах от ее лица.
— Какого дьявола ты творишь? — прорычал я, сжимая трость так, что дерево затрещало.
Блондин уставился на меня, его серые глаза расширились от удивления, а затем сузились в ледяные щелочки.
— Ведминов? — выплюнул он, пытаясь выдернуть трость из моей хватки. — Какая неприятная неожиданность. Я думал, ты все еще гниешь в своей постели.
Я узнал его по воспоминаниям Ивана. Это был Дмитрий Шереметьев, сын одного из самых влиятельных графов империи. Мы встречались несколько раз при дворе, когда отец Ивана еще был жив. Ивана он всегда презирал, считая слабаком и недостойным наследником.
— Шереметьев, — процедил я сквозь зубы, — что ты здесь забыл?
Дмитрий выпрямился, одернув свой идеально сидящий пиджак. Его губы изогнулись в надменной усмешке.
— О, Ведминов, неужели ты не рад старому другу? — протянул он, растягивая слова. — Хотя, о чем это я… Какие уж тут друзья, когда твой род пал так низко. Мы с такими предпочитаем не знаться…
Ах ты ж разряженный петух… Я почувствовал, как гнев поднимается во мне горячей волной.
— Убирайся, — произнес я тихо, но в моем голосе звенела сталь. — Немедленно.
Дмитрий фальшиво рассмеялся.
— Убираться? О нет, дорогой Ванечка, — он сделал шаг вперед, его глаза блеснули злорадством. — Я, пожалуй, задержусь. Знаешь, может быть, я даже возьму в жены твою сестру. Ольга, кажется? Ей ведь нужен достойный муж, а не нищий брат-калека.
Я едва сдерживался, чтобы не броситься на него. Но тут раздался властный голос:
— Дмитрий! Довольно!
На крыльцо веранды вышел высокий мужчина средних лет. Его седеющие волосы были аккуратно зачесаны назад, а холодные серые глаза смотрели с нескрываемым презрением. Это был граф Ростислав Вадимович Шереметьев, отец Дмитрия.
— Надо же, какие люди! — раздался голос матушки. Агриппина Дмитриевна вышла из дома, ее лицо было бледным, но держалась она с достоинством
За матушкой вышла Олька и сделав реверанс присела рядом с матушкой аккуратно уложив подол платья.
— Полно, Агриппина Дмитриевна! — прогнусавил граф, растягивая слова. — Уж не думали ли вы, что мы позабыли о ваших… хм, затруднениях?
Он брезгливо смахнул невидимую пылинку с обшлага сюртука и скривился, словно от зубной боли. Дмитрий же, тем временем, бесцеремонно плюхнулся на стул рядом с Ольгой и, закинув ногу на ногу, процедил:
— А ведь папенька, между прочим, по доброте душевной согласился выкупить ваше захудалое поместье. За долги! Иначе вам, голубушка, их ни в жизнь не погасить.
— Однако, — вновь заговорил граф, — мы получили известия о якобы чудесном выздоровлении вашего… сына. И даже более того — о его поступлении в Магическую Академию!
Он скользнул по мне оценивающим взглядом и фыркнул:
— Хотя, признаться, в это верится с трудом. Тощ, бледен, да и вообще на последнем издыхании, как погляжу. Мы-то думали, Агриппина Дмитриевна, он уже и вовсе приказал долго жить!
— Да-да! — поддакнул Дмитрий, ухмыляясь. — То-то было бы славно! Глядишь, и вам бы свезло пристроить вашу красотку Ольгу к какому приличному семейству. А то ведь засидится в девках-то, ха-ха!
Ольга метнула на него испепеляющий взгляд и поджала губы, но смолчала. Я уже был готов обложить этих двоих отборным матом. Однако память Вани услужливо подсказала, что связываться с Шереметьевыми — себе дороже… может пострадать семья. Слишком уж влиятельны, слишком близки ко двору. С этим нужно повременить!
— Благодарю за заботу, — процедила матушка сквозь зубы. — Однако вынуждена вас огорчить. Мой сын жив и, как видите, вполне здоров. Более того, он станет лучшим учеником Академии, помяните мое слово! И все векселя мы погасим, до последней копейки.
— О, не сомневаюсь! — притворно восхитился граф. — С вашими-то талантами, голубушка… К перезакладыванию фамильных ценностей, например!
И весь двор огласилась издевательским хохотом отца и сына Шереметьевых. Однако мать невозмутимо выдержала этот натиск.
— Что ж, раз уж мы все прояснили — не смею вас более задерживать, господа. Как видите, мы собираемся с сыном в дорогу. В Академию!
Граф скрипнул зубами и процедил:
— Ну что же, не смеем препятствовать! Но знайте, Агриппина Дмитриевна, от нас так просто не отделаетесь! Эти векселя — они никуда не денутся. Либо деньги, либо поместье — выбирать вам!
Наконец они направились на выход. Я смотрел, как они садятся в свою роскошную карету. Она была настоящим произведением искусства: отделанная темным лаком, с золотыми узорами и гербом Шереметьевых на дверцах. Кони, запряженные в нее, были под стать — вороные, с лоснящимися боками и гордо поднятыми головами.