Пришла беда, откуда не ждали
Шрифт:
– Спасибо...
– А Черемухина - нет такого. В природе не существует.
Следующий визит я нанес Голдблюму. Я застал его в чрезвычайно суматошном состоянии. Он носился по комнате, как угорелый, и что-то возбужденно говорил в свой диктофон.
Для разминки я протянул ему фотографию, взятую у Агаповой. Он мельком взглянул, скомкал ее в руке и бросил в мусорную корзину. "Сучий потрох", отметил я про себя.
– Что-нибудь еще?
– поинтересовался Голдблюм.
Я вздохнул и протянул ему каталог, раскрытый на "Инженере Ерофееве". Голдблюм
– Но ведь это же... это... совсем другое. Как тебе подобное даже в голову могло прийти?
– Посмотрите, пожалуйста, внимательнее, - взмолился я.
Он сел в кресло и уставился на портрет. Потом взял лупу и принялся изучать миллиметр за миллиметром.
– Или это - какое-то наваждение, или ты - дьявол, -взволнованно произнес он.
– Разрешите связаться с Черемухиным?
– Разумеется!
– Он вновь забегал по комнате.
– Мы сейчас вместе отправимся к нему. Адрес у тебя есть?
Я утвердительно кивнул.
Он включил диктофон и произнес:
– Машину к подъезду.
Потом спохватился и то же самое проговорил в телефонную трубку. Затем посмотрел на меня.
– Почему ты мне соврал, когда утверждал, что ничего не смыслишь в живописи?
– Я действительно совершенно не разбираюсь...
– Прекрати! Для того, чтобы провести параллель между работами в метро и этим портретом, нужно быть профессионалом высокого класса.
– Интуиция, - развел я руками. Не мог же я рассказать ему про Малышку и Тролля.
– Если это интуиция, то интуиция феноменальная!
– У хорошего сыщика и должна быть феноменальная интуиция. Между прочим, это качество развивается.
– Да?
– Голдблюм нетерпеливо поглядывал в окно. Завидев свою машину, он тут же потянул меня вниз.
– Пойдем, мне не терпится обнять его.
Кройцберг - район преимущественно турецкий. Здесь расположены турецкие банки, турецкие автозаправки, турецкие магазины. Возможно, и турецкие бани тоже. Черемухин обитал рядом с турецкой прачечной.
Роллс-ройс Голдблюма затормозил у ближайшей подворотни, на фоне которой выглядел чрезвычайно экзотически. Шофер остался в машине, а мы с Голдблюмом совершили восхождение на седьмой этаж, поскольку лифт в доме отсутствовал. Голдблюм беспрерывно потирал руки, тяжело пыхтел и восклицал:
– Наконец-то!
Я с ним мысленно согласился, когда мы - наконец-то! остановились у обшарпанной двери.
Открыл нам лысеющий мужчина в старом лиловом халате и шлепанцах на босу ногу. В процессе того, как он шел по коридору, открывал замок и выглядывал на лестничную площадку, он беспрерывно кашлял. Кашель продолжал душить его, не оставляя ни на минуту. Он бессильно повис на входной двери, а его тело продолжало содрогаться. Наконец, он замолк и уставился на нас.
– Черемухин?
– поинтересовался я, ткнув в него пальцем.
Он утвердительно кивнул. В ответ Голдблюм издал восторженный рев и обхватил его руками. Черемухин как раз вновь принимался за кашель. Единственное, что он успел сделать, это испугаться, после чего, проявив полную неспособность выдержать на себе тушу Голдблюма, завалился внутрь квартиры, увлекая босса за собой. Я вошел следом и захлопнул за собой дверь.
Черемухин кашлял еще несколько минут. При этом на лице его был нарисован панических страх. Голдблюм давно уже, поднялся, а Черемухин все извивался на полу. Я заметил, что при этом он постепенно, на манер удава, приближается к тумбочке с обувью, а когда маневр удался, рука его юркнула в резиновый сапог. И что бы, вы думали, извлек он оттуда? Газовый баллончик!
Я достал из кармана свой пугач и повертел его на пальце. Черемухин в ужасе выпустил из рук баллончик и завыл. Потом вновь принялся кашлять.
Я с трудом поднял его на ноги, сопроводил в комнату и позволил рухнуть в кресло.
– Поздравляю, -воскликнул Голдблюм, появляясь в комнате вслед за нами.
– Отныне вы - миллионер! Мультимиллионер!
Бедняга испугался еще больше и вжался в кресло.
– Откуда этот кашель?!
– продолжал Голдблюм.
– Чем вы питаетесь? Это не дело, мамочка моя.
– Вы врач?
– тихо проговорил Черемухин без особой уверенности. Видимо его сбили с толку слова "мамочка моя". Он даже перестал кашлять. Затем перевел взгляд на меня, и проблеск надежды в его глазах потух. Поскольку держал я в руках отнюдь не стетоскоп.
– Спрячь пушку, - приказал мне Голдблюм, и я повиновался.
– Почему вы не отзывались на объявления?
– с отеческой укоризной обратился он к Черемухину.
– Если бы не феноменальная интуиция Крайского...
– Какие объявления?
– простонал Черемухин.
– Ну, сначала в немецких газетах, а потом Крайский дал объявление в "Европа-Центр".
– По-немецки не читаю, - проговорил Черемухин, и я многозначительно кивнул, заглядывая Голдблюму в глаза. Мол, что и требовалось доказать.
– А эта ваша "Европа-Центр", продолжал Черемухин, - она, между прочим, денег стоит.
В ответ Голдблюм с возмущением посмотрел на меня. Как же я только мог допустить, чтобы у самого маэстро Черемухина не было денег на покупку газеты. Эдакий душка, рубаха-парень. Что-то я не припомню, чтобы он предлагал мне удвоить тираж и разослать русскоязычным жителям Берлина газеты бесплатно.
– Ну, да ладно, - великодушно махнул рукой Голдблюм.
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– А в чем, собственно...
– Как?! Разве я еще не сказал?! Отныне вы - миллионер! Мультимиллионер!
Черемухин отмахнулся от этих слов, как от наваждения, потом усмехнулся.
– Вы знаете, охотно бы вам поверил... Но у меня нет богатого дяди в Америке, к величайшему моему сожалению. Так что наследства ждать не от кого.
– Вы издеваетесь?
– рявкнул Голдблюм и Черемухин вновь вжался в кресло.
– Какой дядя? Зачем нам дядя? Я и есть тот дядя, который принесет вам на блюдечке... Э, да вы, я вижу, еще совершенно не в курсе дела.