Пришлый. Месть ради мести
Шрифт:
Я прошел вперед по коридору и попал в огромный зал полный пестрого народу.
— Господин Пришлый — охотник за головами, собственной персоной, — проорал за моей спиной человек с посохом и бахнул этой палкой об пол.
Я чувствовал скованность и не знал, куда себя деть. Но тут ко мне подскочила какая-то дамочка и повела к одному из столиков. Столики были высокие и стульев за ними не наблюдалось. В дальнем конце зала находилось что-то на вроде сцены, на которой какой-то молодой человек со скорбным видом читал стихи.
— Это вы тот знаменитый охотник за головами? — щебетала она, — я столько о вас слышала.
— Ах, где мои манеры? Я совсем забыла представиться, — вдруг взмахнула она
— Я хозяйка этого дома — Ламиса ла Хук де Ур, — сделала книксен дама.
— Рад знакомству, госпожа, — ответил я ей полупоклоном, — мое имя вы уже знаете.
— О-о-о… мы знаем только ваше прозвище. Прозвище это же так вульгарно. Как же нам вас называть? Может, расскажите о себе?
— Да, да, расскажите, — поддержала ее толпа, к которой мы успели подойти.
Когда я вошел, весь здешний бомонд был разбит на компании от двух до восьми человек, которые с кубками в руках о чем-то между собой беседовали. Сейчас же все столпились вокруг меня, и только поэт продолжал что-то уныло мямлить со сцены. Толпа получилось приличная. Мужчины смотрели на меня с высокомерной неприязнью, женщины с любопытством, но в их взгляде все равно ощущалось чувство превосходства. Никто из них не считал меня себе ровней. Ну как же? Они одеты в шелка от именитых швейных мастеров, а я в обычную кожу. Возможно они не прочь провести со мной ночку ради эксперимента или пригласить в качестве развлечения на званый вечер, как того поэта на сцене, но это не значит, что я вошел в их круг.
— Если мое прозвище режет ваш слух, можете звать меня — Рус. Извините, но я плохой рассказчик. К тому же я немного скован, позвольте мне немного освоиться здесь.
— О да, конечно, мы на вас так сразу налетели. Чувствуйте себя как дома, — произнесла Ламиса, и все опять рассосались по своим компаниям, на время утратив ко мне интерес.
Я взял кубок с вином и начал прохаживаться по залу, всматриваясь в лица, прислушиваясь к разговорам. Я хотел понять этих людей. Видно на этот вечер пришла здешняя золотая молодежь. Люди старше тридцати встречались редко. Лица побелены и накрашены не только у женщин, но и у мужчин. Руки холеные, не державшие в руках ничего кроме кубков. Наигранная мимика лиц, не раз, наверно, тренированная перед зеркалом. Они пришли сюда не только развеяться, но и потренироваться в их, непонятной мне игре. Этот притворно громкий смех, в месте, где нужно смеяться над убогой шуткой. Этот наигранный ужас при рассказе как кого-то укололи при примерке нового платья. Это, поистине огромное возмущение, если кто-то сказал, что отец не хочет купить ему коня. Это лживое сочувствие при рассказе о сломанном ногте.
Я ходил, и у меня складывалось ощущение, что я попал в театр с плохими актерами. Тут все было пропитано ложью и фальшью. Я привык, что если человек смеется, то ему действительно весело, а он не просто сотрясает воздух. Если человек мне сочувствует, то за моей спиной он не скажет: «Так тебе и надо». Если человек называет меня другом, то он не пойдет в другую компанию обливать меня грязью. В этом зале все было не так. Тут не было реальных чувств. В воздухе витал эгоизм, у каждого на лице можно было прочесть мысль: «Все грязь, один я д'Артаньян». И самое страшное, что многие люди стремятся сюда, стремятся стать такими как они, стать пустыми внутри, зато сверкать внешне. Признаться, ведь и я хотел сюда попасть, стать одним из них. Правда, после этого вечера мое желание куда-то испарилось.
— Вы уже освоились, господи Рус? Вам тут нравится? — подошла ко мне Ламиса.
— Мне безумно у вас понравилось, — соврал я, — но, к сожалению, я вынужден покинуть этот гостеприимный дом. Завтра тяжелый день, а мне нужно выспаться.
— О-о-о… так жаль, — произнесла она, всплеснув руками, — мы же еще не узнали, как вы побили этих бандитов.
— В другой раз, — ответил я ей, пятясь назад.
— Ну что ж, раз вам так надо идти. В следующий раз вы не уйдете от нас без рассказа, — погрозила она мне пальчиком.
— Непременно, — бросил я, выходя спиной из зала.
Я брел по улице, чувство гадливости не оставляло меня. Во что может превратить людей власть, деньги и вседозволенность, особенно если эти люди для всего этого не приложили никаких усилий, а получили все от родителей? Я шел, погруженный в свои мысли, краем глаза заметил, как мне навстречу двигалась пара подвыпивших мужиков. Они шли, обнявшись и горланя какую-то похабную песенку, у каждого в руке бутылка. Улочка была узкая, пришлось прижаться к забору дома, чтоб с ними разойтись. Тут одного мужика качнуло, он завалился прямо на меня. Я машинально поймал его под мышки и тут же ощутил резкую боль в груди. Тут же оттолкнув тело, сделал шаг назад, прислонился спиной к забору и медленно сполз, держась руками за живот. Опустив глаза, увидел, как между пальцами рук медленно вытекает кровь.
— Выходит зря нас предупреждали о его опасности, — проговорил абсолютно трезвым голосом один из пьянчуг, разглядывая окровавленный нож в своих руках.
— Да, это было проще, чем раздавить блоху, — ответил второй.
— Ладно, нечего человека мучить, режь ему глотку, да пойдем.
— С удовольствием, — улыбнулся убийца с окровавленным ножом и наклонился ко мне.
Заставить себя оторвать руки от живота, было делом непростым, но перспектива остаться тут, лежать с перерезанным горлом, пугала меня гораздо больше, чем возможность истечь кровью. Руку убийцы я перехватил, когда лезвие было в миллиметре от горла. В глазах человека появилось легкое раздражение тут же сменившиеся отражением боли. Кинжал, весящий у меня на поясе, был довольно длинный и без проблем достал до сердца фальшивого алкаша — не зря же пришлось убрать с раны сразу две руки. Мертвец начал заваливаться на меня, но я откинул его в сторону, выдернув из тела свое оружие. Взгляд красных глаз обратился на второго, еще ничего не понявшего убийцу. Вновь пришла моя подруга жажда. Она была еще не настолько сильна, чтоб я перестал себя контролировать, но и терпеть ее я не собирался. Резкий подъем с корточек и взмах ножом.
— Како… — успел произнести второй пьяница, прежде чем забулькал перерезанным горлом.
Преодолев брезгливость и отвращение, я схватил человека за руки, не давая зажать кровоточащее горло и одновременно поддерживая на ногах, и припал к рубиновой жидкости. На трупах не должно быть рваных ран, если я не хочу облавы на вампиров. Оторвавшись от шеи, снова зажал рану на животе. Она болела, но кровь уже шла еле-еле. Посидев минут десять, обшарил покойников. Ни нашел ничего: ни ноготков, ни оберегов — у каждого было по ножу и все. Перетащив тела в близлежащие кусты, направился домой. Видок у меня наверно тот еще. Недавно купленные обновки все в крови, куртка обзавелась дыркой на животе. Так никаких денег не напасешься — каждую неделю себе одежду покупать. Через полчаса кое-как дошел до дома, мастер меня встречал.
— Да, видимо веселый был вечер, — произнес он, окинув меня взглядом.
— Некогда, мастер, нужно переодеться и к Веселому Топору, он наверно еще в таверне. Нужно избавиться от трупов, пока их никто не нашел, и выяснить, что это за люди.
— Ты уже нагулялся, давай выкладывай, что случилось. К Тореху я сам схожу, а ты спать ложись.
— Нет, мастер, я сам пойду. Все равно сейчас не уснуть мне — весь на взводе.
— Ложись, тебе говорю, вон вина хлестани для успокоения нервов, а светиться тебе лишний раз на улице нашего славного города не след.