Прислуга в гостинице духов

Матлак Ирина

— Вижу или нет, а уничтожать их я не умею, — напомнила ему. — Так что учти, если эти твои безликие объявятся, моя целость и сохранность целиком на твоей совести!

Закономерно меня проигнорировав, Герман поднялся, развязал свой мешок и извлек из него сырую баранину. Разложил ее примерно в десяти шагах от костра, достал откуда-то еще несколько больших пучков мяты — можно сказать, веников! — и пару из них протянул мне.

— Разложи вокруг себя, — велел он. — Они тебя не учуют.

Вторично меня просить не пришлось —

такое действо я исполнила с большой охотой. Обложилась мятой, как Котик мягкими подушками, и даже на всякий случай пожевала пару листков. Герман к такой щепетильности остался равнодушен, разве что его губы вновь скривились в некоем подобии усмешки. Да и на здоровье — пусть усмехается, сколько влезет, лишь бы защиту мне обеспечил!

Как раз после того, как все приготовления были окончены, и я почти успокоилась, воздух невдалеке как-то странно завибрировал. Это было непонятно и необъяснимо, словно до меня донеслась вибрация от очень громкой музыки, в то время как она сама была не слышна. Моментально посмотрев в ту сторону, я подобралась и сжевала третий листок.

Там были они! Ходячие желешки в количестве трех штук!

— Что, действительно видишь? — выдернул меня из лап нахлынувшего страха Герман.

Голубые глаза были прищурены и обращены ко мне.

Все язвительные замечания остались мной не озвучены, так как моей выдержки хватило лишь на утвердительный кивок.

Я уже всерьез начинала жалеть, что вообще сюда пришла и очень надеялась, что в случае чего, Герман меня все-таки не бросит. Ибо мы в ответе за тех, кого с собой на приключения притащили!

Безликие двигались медленно и бесшумно. Передвигались на толстых длинных ногах, что придавало им человеческие черты, и, будучи полупрозрачными, переливались всеми цветами радуги. Вот уж точно — желатинки!

Глядя на их неотвратимое приближение, я силилась представить безликих такими, какими изобразила их на иллюстрации. Смешными, забавными, капризными и чуточку бестолковыми. Что до первых трех определений, то таковыми настоящие безликие являлись вряд ли, а вот последнее вполне себе оправдывали. Видимо, мозги у них были такими же желейными, так как, оказавшись около разложенной на земле баранины, они синхронно замерли и принялись озираться по сторонам.

— Жрать хотят, — ровно произнес Герман.

Как мне в скором времени пришлось убедиться, жрать они хотели отнюдь не мясо. То лишь служило для них приманкой, в то время как истинной целью являлись духи. А поскольку никаких духов, кроме них самих, поблизости не наблюдалось, они предпочли людей. А поскольку люди здесь присутствовали только в нашем лице, то и поглотить вознамерились непосредственно нас. Точнее Германа, который сам вышел к ним навстречу. Я же продолжала восседать в окружении мяты, тихонько клацать зубами, да дышать через раз — так, на всякий пожарный.

Мысленно я настроилась на очередной фильм ужасов, сопровождаемый неминуемым пролитием крови, но к моему несказанному облегчению ничего подобного не было и в помине. Конечно, комедией разворачивающуюся передо мной картину тоже вряд ли можно было назвать, а вот драмой — вполне.

Герман разобрался с безликими в считанные минуты. Тихо к ним подкрался, а затем уложил одного за другим до того ловко, что я и оглянуться не успела! По земле растеклись невнятные желейные лужицы, от которых вскоре не осталось и следа.

— Что, и все? — не поверила я. — Так просто?

Теперь обратившийся ко мне взгляд был мрачным, как бы говорящим: нет, не просто. По-видимому, чтобы разделаться с безликими требовалось приложить немало сил, о чем свидетельствовала и мгновенная бледность, коснувшаяся лица Германа.

Я уже открыла рот, намереваясь спросить, можно ли теперь возвращаться в Большой Дом, как вдруг увидела позади него еще две полупрозрачные фигуры. Они двигались молниеносно, с нечеловеческой быстротой, и я только и успела, что судорожно выкрикнуть:

— Сзади!

К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы Герман круто развернулся и, встретившись с безликими лицом к лицу, отправил их к почившим собратьям.

После того как еще две лужицы впитались в и без того влажную землю, повисла гулкая тишина. Только костер слегка потрескивал, да гудели под ухом назойливые комары. Под тем тяжелым, буквально придавливающим взглядом, каким смотрел Герман, мне и самой захотелось, уподобившись безликим, раствориться в земле. Но длилось это ощущение недолго — мне ко всяким тяжелым взглядам вообще не привыкать. У меня папочка — человек суровой армейской закалки, и не так смотреть умеет!

Я невозмутимо смахнула с джинсов несуществующий мусор и поинтересовалась:

— Мне благодарности сейчас ждать, или до утра отложим?

— Ты не должна их видеть, — судя по всему, благодарностей в планах и не стояло. — В тебе нет ни капли сил безликоборца, я бы почувствовал.

— Так может, ты объяснишь, как такое возможно? — я спокойно встретила его взгляд. — Знаешь, по натуре я человек жутко любопытный, а если дело касается лично меня — любопытный вдвойне. Так вот сейчас мне жутко любопытно узнать, что же со мной не так. Предположения есть?

Кажется, такой реакции Герман от меня не ожидал. Наверное, думал, что, столкнувшись с безликими, начну если не психовать, то, по крайней мере, помалкивать и трястись от страха. Но здесь была вынуждена его разочаровать — страх у меня обычно проходил так же быстро, как плохое настроение. А еще от меня за версту разило мятой, так что даже столкнись я с желешками нос к носу — шиш бы они меня учуяли!

Герман двинулся с места, остановился от меня на расстоянии пары шагов и, продолжая смотреть в упор, спросил: