Прислуга в гостинице духов
Шрифт:
То обстоятельство, что сейчас он вел себя так, словно ничего не случилось, меня откровенно разозлило. Упершись руками ему в грудь, я высвободилась и отстранилась, после чего снова поймала его внимательный взгляд.
— Так не делается, — сообщила ему.
— Я знаю, — просто ответил Герман. — Так же как знаю и то, что со мной бывает тяжело.
— Очень, — не стала врать я.
— Я был неправ.
— В чем? — спросила, не отводя глаз.
— Во всем, — абстрактно ответили мне, но, когда я продолжила молчать, конкретизировали: — Мне с самого начала не нравилась затея Кирилла в отношении псионика. А когда
— Утром, не сразу же? — мне не удалось сдержать язвительность.
Герман усмехнулся:
— Боюсь, заговори я с тобой сразу же, ситуация сложилась бы гораздо хуже той, что сейчас.
Поспорить с таким утверждением было трудно.
Я несколько расслабилась. В кои-то веки Герман первым сделал шаг к примирению, признал свои ошибки, и обижаться на него дольше было сложно. Тем более что обижаться я и так планировала только до Хэллоуина, а он уже почти наступил.
— Мне бы конечно хотелось сказать, какой ты все-таки упрямый осел, и со вкусом тебя помучить, прежде чем простить, — зевок вырвался сам собой. — Но на твое счастье я слишком устала.
Несмотря на свои слова, без маленькой мести обойтись я просто не могла. Герман хотел еще что-то сказать, но, не дав ему заговорить, я придвинулась максимально близко, поерзала, устраиваясь удобнее, и обняла свою большую и теплую «подушку». Под ухом раздался глухой рваный вздох, и на моих губах расцвела довольная ухмылка.
За окном снова шумели машины, тикали стрелки часов, отправляя в вечность секунды… идиллию нарушил чрезмерно низкий голос безликоборца:
— Юля…
— М-м-м? — млея от навалившийся истомы, невнятно промычала я.
Что мне говорили после, я уже не слышала, плавно погружаясь в уютную, обволакивающую сознание темноту, за которой меня ждал старый, потрескивающий фильмоскоп и Сов, ставящий нужные кадры…
День, обещающий стать самым волнительным, суматошным и беспокойным за всю историю моей работы в Большом Доме начался очень рано, но крайне приятно. Благодаря спокойному ночному вещанию выспалась я просто прекрасно, а, проснувшись, обнаружила, что лежу, обнимая Германа руками и ногами. Как несчастный не задохнулся, осталось для меня загадкой, но, во всяком случае, он не жаловался. Хотя и проснулся раньше, лежал, не шелохнувшись, явно из боязни меня разбудить.
Нет, ну, правда, приятно же!
Ничуть не обеспокоенная своим утренним видом, состоящим из взлохмаченной шевелюры и припухших глаз, я улыбнулась, пожелала своему соседу по кровати доброго утра и, отцепившись от него, потопала прямиком в ванную. В гостинице уже стоял гвалт, доносящийся буквально отовсюду, и было страшно даже вообразить, что там сейчас творится.
Собраться требовалось быстро, что я и сделала. Герман последовал моему примеру, причем бессовестно ввалившись в мою ванную, когда я чистила зубы! Цыпленок любезно приволок ему зубную щетку, и безликоборец разместился возле раковины рядом со мной. А потом, когда свежее дыхание восторжествовало, мне была поведана занимательная история. Я спросила, как Герман умудрился попасть в мою комнату, если она была заперта, и тут выяснилось, что у меня завелась пара предателей. Подкроватные монстры впустили его без колебаний и зазрений совести, буквально по первому зову!
— А мы что, бро? — раздалось из-под кровати в ответ на мое возмущение.
— А мы ничего, бро.
После чего зазвучало тихое посапывание.
Ну и как на таких чуд обижаться? Особенно, когда толком обижаться — вы, конечно, помните, — я не умею в принципе.
Наверное, я бы еще раз для проформы разложила все по полочкам, обсудив с Германом наши отношения, если бы не госпожа Санли. Ее непомерно громкий голос, усиленный стократ, разнесся по всей гостинице и сообщил, что те из работников, кто сию же секунду не появятся в холле, могут считать себя уволенными.
Увольнение в мои ближайшие планы никак не входило, так что я стремительно помчалась вниз, где уже выстроилась толпа из не выспавшихся, взъерошенных и побитых ранним часом бедолаг.
Мы все выстроились в шеренгу, приготовившись внимать грозной управляющей, которая не заставила себя ждать. Кратко, но очень выразительно повторив план действий на сегодняшний день, она отправила нас всех завтракать, добавив при этом, что на трапезу у нас сегодня всего пятнадцать минут. А если кто-то вдруг задержится хотя бы на секунду, днем останется без обеда.
Нам — вечно уставшим и голодным работникам, лучший стимул не требовался. Пока я вместе с остальными маршировала на кухню, мысленно прикидывала, как там одновременно может уместиться такое количество народу (прежде ели небольшими группами). Но когда мы переступили порог, оказалось, что Котик обо всем позаботился заранее. Помещение значительно увеличилось в размерах, появился длинный обеденный стол, число приборов на которых соответствовало числу прибывших.
Завтрак сегодня был поистине праздничным! Вместе с традиционной яичницей Вилли подал нам по кусочку тыквенного пирога, который, казалось, отражал саму суть осени. К слову, декор как стола, так и кухни в целом теперь тоже соответствовал праздничной тематике, в чем частично присутствовала и моя заслуга. За окном еще было темно, помимо ламп на столе горели свечи, отчего кухня наполнилась особой атмосферой.
Правда, насладиться ей в полной мере не получилось, поскольку всех занимали мысли о том, как поскорее впихать в себя всю вкусноту и идти работать.
День был расписан буквально по секундам, и если во время подготовки к нему я чувствовала себя как белка в колесе, то сегодня эта белка бежала в два раза быстрее и, наматывая вокруг шеи язык. Помимо уборки номеров, слежения за банями, контроля работы духов-помощников, мы все сменяли друг друга на встрече прибывающих гостей, приезжающих из самых разных уголков.
Бог мой, кого тут только не было! Я, конечно, насмотрелась всякого, но колоритные духи все же сумели поразить даже мое далеко не скромное воображение! Большие и маленькие, похожие на зверей и человекоподобные — казалось, им просто нет конца, и Большой Дом вот-вот лопнет! Но Котик, как и все мы, исправно выполнял свою работу. Можно сказать, трудился не покладая лап, из-за чего даже не успевал устраивать перекур и сопеть любимой трубкой.
Калейдоскоп часов промелькнул как одно мгновение, и я даже оглянуться не успела, как утренние сумерки за окном превратились в сумерки вечерние. Открытие бала назначили на восемь вечера, а в свою комнату я вернулась только в семь.