Пристань святых
Шрифт:
Все быстрее круг за кругом
Отец показывает ему Бетельгейзе на ночном небе, и он вылетает в открытый космос за дрожащую Медведицу… Скала над городом Лима… он парит над пляжем, где голые мальчишки с розовыми гениталиями смеются над ним… блеск солнца на воде, пальмы, тихий приглушенный голос школьника…
— Конец не на Южном бульваре на Сияющем полуострове.
Он лежит на берегу, пытаясь отдышаться. Дейви Джонс рядом с ним. Антильские острова, 1845 год… Он оглядывается по сторонам. Остальные ребята тоже здесь. Слабые и истощенные, они едва могут двигаться. Кто-то подносит ему ко рту кокос, и он жадно пьет молоко. И вот он уже лежит на носилках… отдаленный запах блевотины,
Неделю спустя ребята уже вновь здоровы, лежат на пляже в островном раю…
— Я же говорю, что надо просто пересидеть.
— Верно, зачем высовываться?
Старый Сержант:
— Вы, ребятишки, напоминаете мне старого еврея из одного еврейского анекдота… Тонет корабль, и стюард стучится в дверь его каюты. «Мистер Соломон… Корабль тонет». «А какое нам дело, он ведь не нам принадлежит». А теперь посмотрите, вы находитесь в прошлом. Вы видите, что эта линия ведет в настоящее?
— Но сержант, мы же меняем весь ход истории. Настоящее может не наступить.
— У них пока еще достаточно атомных бомб в настоящем, чтобы взорвать нас в прошлом. У них в запасе еще есть столетие, даже если мы убьем Эйнштейна в колыбели до того, как он успеет вытащить Моисея из камышей…
Я работал на железной дороге. Каждый день длиною в жизнь
Четверг, «Мария-Селеста» 9, 1970
Сто лет назад булыжная мостовая заканчивается здесь. Тут есть небольшая канава и несколько деревьев. Одри вместе с Питером Уэббером. Они могут лететь по воздуху на высоте примерно тридцати футов над невысокими деревьями.
Одри возвращается к дому своего отца, большому прямоугольному зданию на вершине холма. На третьем этаже весь фасад дома занимает балкон. Он находит отца в комнате на третьем этаже, которую тот использует как кабинет. На стенах картины, в основном пейзажи. Он говорит отцу, что умеет летать. Лицо отца делается печальным и он отвечает:
— У людей нет такой способности, сынок.
Они выходят на балкон. Солнце садится, и сумерки, подобно голубой пыли опускаются в долину, что простирается вокруг дома и тянется до железной дороги у моря. На волнах неторопливо покачиваются «Мария Селеста» и «Копенгаген». Проносится поезд, слышен звук свистка. В открытой кабине локомотива два чернокожих кочегара колотят друг друга по спине. Мальчик машет проходящему поезду, и лицо его озаряется радостным светом. Поезд немножко поскрипывает и напоминает модель из папье-маше, но это самое большее, что мог сделать его отец.
Он взмахивает пальцами, и я чувствую, как поток мелких корпускул света ударяет меня по руке, пробегает вверх до плеча и распространяется по всему телу мягким электрическим свечением. Часть подвального этажа отделена перегородкой. Он открывает дверь.
— Иногда я сплю здесь.
Мои коньки на стене холодные потерянные камешки в комнате гвоздики три ампулы морфия.
Повар-китаец, неторопливый, старый и ко всему равнодушный. Фриско Кид, бледный и отрешенный.
15 октября 1972 года. По пути в стейк-хаус Энгуса, проходя по Сент-Джеймс-сквер, Джон Б. нашел крышку от бензобака, еще пахнущую бензином. Она напомнила мне задуманную мной, но ненаписанную часть «Диких мальчиков», в которой Мертвое Дитя убивает агента ЦРУ, открутив колпачок на его бензобаке — лесной пожар на ухабистой дороге.
Это была совсем маленькая комнатка, пол покрыт синим линолеумом, стены из желтой сосны вычищены и наолифены. Кровать с корпусом из сосны, стол, медная лампа и несколько книг на стеллажах из сосновых досок, вделанных в стену. «Книга знания», Стивенсон, «МобиДик», несколько выпусков «Потрясающих историй» и «Таинственных историй». Две картины на стене. На одной из них — волк, воющий посреди зимнего пейзажа. Она называлась «Одинокий волк». На другой — сани, преследуемые стаей волков. В санях женщина в меховой шубе и слуга, стреляющий из ружья в волков, а возница изо всей мочи погоняет лошадей.
Тени под железнодорожным мостом утро голуби воркуют вдали над маленькой речушкой яйцо лопается распространяя запах ничего что сгорает до костей в порывах оконного неба цветы покрываются мхом.
— Вы уже знакомы с нашим шкипером?
Ветхая фазенда в Мексике, горный оплот когда-то могущественного семейства Де Карсон. Молодой Дон призвал к себе Старину Тио, семейного pistolero [25] .
— Позаботься об этом неудобном семействе Вестиори и, пожалуйста, улыбайся, только когда улыбка абсолютно необходима…
25
наемный убийца (исп.).
— Им следует выбросить женщину, — сказал я и подпрыгнул. Все получилось как будто само собой, и слова вырвались тоже сами собой.
— Они так и сделают, если ты им скажешь. Тебе нужно только произнести слово.
Старина Тио улыбается.
Запах следов зверя резче рыжие мускусные волосы на ветру открыточный город выцветает в голубую тень валуна на руинах двора Le Comte [26] издал резкий холодный блеющий смешок.
После смерти отца и матери во время эпидемии скарлатины Джерри Тайлер убежал из дому и вступил в цирковую труппу. Толпа прижала его к фургону с рекламным щитом, на котором был изображен юный жонглер кинжалами. Из фургона вышел молодой мексиканец. Ему было лет двадцать, на нем были штаны цвета хаки, такая же рубашка и кожаные мокасины.
26
Граф (фр.).
— Ты что, свихнулся, что ходишь здесь один?
Он подошел к нему ближе, положил руки на плечи Джерри и оглядел его с ног до головы с понимающей улыбкой. Джерри покраснел и почувствовал, как кровь приливает к паху.
Мексиканец опустил глаза и взглянул на ширинку Джерри, которая заметно выпирала.
— Твоя штучка как детеныш медузы. Ей нужно куда-то залезть. Adentro [27] .
— Выжившие хорошо заучили этот простой урок. Они могут нам очень пригодиться.
27
Войдем (исп.).
Он зажег керосиновый обогреватель. Затем зажег несколько палочек благовоний и задернул штору с розочками на маленьком окне, после чего повернулся и взглянул на меня. Я почувствовал нежное покалывание в паху, и мой член снова стал напрягаться.
— Давай разденемся.
— Конечно.
Мы сели на кровать и сняли обувь. На стене были деревянные крючки. Мы подошли к ним и сняли куртки и свитера. Затем мы сбросили штаны и трусы. Теперь мы стояли лицом друг к другу с напряженными членами, и я видел, как на кончике моего члена появилась жемчужная капелька, и в то же самое мгновение такая же жемчужная капелька появилась и на кончике его члена. Сквозь нее, словно сквозь линзу было видно, что отверстие немного расширилось, как бывает, когда кто-то по-настоящему сильно возбужден.