Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
Когда же бабушка дожилась и до того, что с трудом могла ходить в туалет, то заботливая дочь сдала её в специальное отделение больницы для умирающих стариков, — ведь самой ей, по её словам, ухаживать за мамой было некогда.
Совестливый мальчик, её сын, иногда скучал и плохо ещё понимал, что бабушка скоро умрёт, и сердце его порой страдало, что он так предал её, совсем не став навещать. Но всё же чувство отвращения было сильнее мук совести. И так она и умерла даже и вовсе ни с кем не попрощавшись, в одиночестве, в пустой палате, окружённая вместо родных, чужими, дёшево окрашенными стенами.
Как-то раз мальчику дней через несколько
Наконец он очнулся, тут же поняв за что его укусила его бабушка и что это не просто случайный сон, а именно доказывающий то, что она, хоть была и слаба, но всё понимала, да только не говорила это своей дочке и не обвиняла ни её, ни его через неё, ни сестру, которая так же о ней не думала.
* * *
И вот с этим вот мальчиком, который сейчас уже вырос и которого я знаю с детства, и который сам в детстве рассказывал мне этот свой сон, — с этим мальчиком мы как-то раз, впрочем давно, разговорились на тему литературной критики. Я, прочитав гениальный рассказ Н.В. Гоголя "Шинель", так был им восторжен, что не мог сдержать восхищения в беседе с ним. Он же прочитал его ещё задолго до того, наверно ещё в школе, и моего восторга не разделял не только из-за того, что было это давно, а просто он ему как-то не понравился.
— Ты что! — говорю я ему — Такой язык! Такой юмор! Да и глубоко как герой главный описан "Акакий Акакич-то".
— Да-нет — говорит, — Это-то и мне, помню, тоже понравилось. Да только смутило меня привидение в конце. Ну это же детский сад, ну такую галиматью от такого мастодонта, каким его считают, стыдно видеть. То ли дело у Достоевского…
И он начал мне расхваливать Фёдора Михайловича, как де у него и призраки и много чего другого фантастичного, но всё это вписано в реальность и какой де по сравнению с ним Гоголь мистик и фантазёр.
"Что ж, легко возвышать лучших и всех с ними сопоставлять" — подумал я, но не тогда. "Умная мыслЯ приходит опосля" — тоже подумал я, когда нечаянно сопоставил тот его сон с бабушкой и его критику "фантастичных призраков".
Белым воротничкам писателям.
"Союз" меня забраковал,
Мол "твой рассказ совсем уж мал",
"Напишешь коль роман какой,
Тогда, хоть ты и молодой,
Пройдёшь жюри и будешь свой."
А я им мысленно шучу:
"Писать роман я не хочу.
В моих рассказах только суть,
Как в старых картах пункт и путь.
А навигатор не по мне,
Забавней ведь его вдвойне
Ступать ногою по земле…
Мараль сей "притчи" такова:
Коль очи видят суть едва,
То покажи хоть Рай земной -
Слепой останется слепой.
* * *
Они мне говорят: "Балбес!
В твоих текстАх ошибок лес!"
А я им всё шучу в ответ:
"А разве в ваших их и нет?
Вы чистоплотны и белы,
Что бы на вас со стороны
Смотрели, открывая рты.
Но то мечта. И вижу я,
Как много запятых за-зря
Наставили, слог не блюдя.
* * *
Они ещё мне: "Примитив!
Кому такой нужен мотив?
Твои истории про грязь,
В них высоты нет, в них всё мразь…"
* * *
Вот это уже не смешно,
Вам на людей тех всё-равно.
Вот это уже смертный грех,
Когда народ в вас будит смех.
Вот это уже лицемер,
Что видит светлого пример
В цветочках, лодках, облоках,
А на народ отрЯхнут прах.
Нет уж, простите,
Грязь — есть вы.
И вы не живы, вы мертвы.
Вы фарисеи, вы гробы,
Что "так красивы и чисты."
Псих-больной.
Душа лечится подвигами,
А не лекарствами-наркотиками.
Поэтому довирил зря
Злой псих-больной, себя дуря,
Зазнайкам умникам врачам.
Замучил голос в голове,
Злой дьявол властвует в тебе,
Он злая совесть лжепророка,
Желает знать тебя жестоким.
А ты скучаешь по родне,
По маме с папой, по сестре,
Ты хочешь в детство, ко друзьям,
Но ты один, а в ушах гам.
И вот решаешь ты звонить,
Себя избавить чтоб, лишить…
Но ты бежишь и знаешь сам,
Что голос будет врать и там.
А там врачи, как палачи,
Твоё здоровье мучали.
И стал ты вовсе полоум,
Хотя и мог бы жить как врун…
Неудачники.
Вопрос, который не имеет ответа: «общее образование» — это хорошо или плохо? То есть вопрос не про образование, а про то, что оно «общее». Хорошо ли то, что дети и молодые люди из разных сословий и разных понятий, взятых от родителей и близких людей семьи, соединяются в одну так сказать кашу? С одной стороны конечно хорошо и сторона эта кажется значительно больше другой, нехорошей стороны. Хорошо — для душ самодостаточных; хоть в ребёнке и юнце самодостаточной души на сто процентов быть не может, но те, у кого она, эта самодостаточность, близится хотя бы процентам к пятидесяти, — для них хорошо, ибо есть хоть какой-то поручень, за который можно держаться, как в автобусе и смотреть на незнакомые виды в окно, то есть на незнакомых детей и на их непонятные взгляды на жизнь. Но есть и другая часть детей, не то что бы нехорошая, а если продолжить метафору с автобусом, то порой таких детей, да и даже взрослых людей, в иной раз так соблазнит чья-то свобода, что их так и тянет выпрыгнуть в окно, бросив «весь свой тесный автобус, — свой скучный глупый автобус, похожий на клетку. Когда вот где жизнь-то! А не в этом моём замызганном автобусе.» — думает иной завистливый малый.