Притворись мною
Шрифт:
— Скажите. что это Алис. Алина.
— Это Алина, она хочет поговорить с вами.
— Сразу не могла так сказать, дай сюда быстрей трубку! — через секунду я слышу родной голос дедушки, — Алина, дочка это правда ты?
— Дедушка, — я еле сдерживаю слезы, — добрый вечер. Как себя чувствуете?
— Алина, дочка! Ты нас так перепугала, где ты?
— Дедушка, со мной все в порядке, не стоит волноваться, — слезы все таки стекают с глаз, — как ваше здоровье?
— Здоровье хорошо, меня скоро выпишут. Во всяком
— Я хотела попросить у вас прощение…
— За что?
— За все. За то, что я вас обманула всех.
— Прекрати, дочка. Я зла не держу, мой оболтус все мне рассказал, я тебя как любил, так и люблю.
— Правда?
— Ты плачешь?
— Нет, — сама захлебываюсь. Я ожидала все, что угодно, только не таких слов от дедушки.
— Врешь же. Кхм. Как ты могла бросить старика одного в больнице? аа?
— Как одного? Он. он не приходит к вам? — сердце страшно болит, мне обидно, что мне пришлось его оставить.
— Приходит. Но он же без тебя…
— Главное приходит, заботится. Любит.
— Нет дочка, без тебя ни то. Он без тебя…
— Дедушка, — я не хочу, чтобы он продолжил, — мне пора…
— Алина, дочка… — далее пауза, а потом, — Алина? — его голос, голос Дэмиса, пробивает слух, мне становится страшно, не хочу быть посланной еще раз, поэтому не раздумывая, завершаю звонок. Возвращаю телефон на пост. Благодарю.
— Вы побледнели, все хорошо?
— Со мной все. хорошо. спасибо. — я возвращаюсь в палату, утыкаюсь в подушку и тихо вою, как волк.
Глава 38
Шершавая рука гладит мою щеку. Возвращается к волосам, заправляет их за ухо и опять к щеке. От руки веет теплом и добром. Нежно прикасаюсь, ловлю, подношу к лицу, вдыхаю приятный запах. Тепло и уют.
Открываю глаза, у моей кровати сидит дедушка. Закрываю обратно, надо же таокму приснится.
Ага, дедушка, сбежал с больницы и сидит у моей кровати.
Дедушка?
Открываю глаза, часто моргаю, пытаясь прийти в себя.
Правда, дедушка сидит, продолжая гладить мою щеку. В палате уже темно, лишь свет уличных фонарей пробирается через жалюзи палаты, я отчетливо вижу его улыбку.
— Дедушка? — встаю, сажусь, когда наконец доходит, что это не сон, — но. как вы здесь? Вы же тоже лежите?
— Обними старика, — он тянет руки, я поддаюсь, кутаюсь в тепле, которое от него исходит.
— Дедушка, вы сбежали? — отстраняюсь, чтобы заглянуть в его глаза.
— Почему сразу сбежал? — улыбается, все так же заботливо убирает волосы с лица, заправляя мне за ухо, — просто вышел погулять. Воздухом подышать.
— Воздухом подышать? Ночью?
— Ага, как только узнал где ты, так сразу приехал. Как себя чувствуешь?
— Все хорошо. Правда, не смотрите так.
— У тебя есть тут чай? Или где можно нам организовать чай?
— Чай?
— Ну ты же мне запретила
— Эклеры? — улыбаюсь, — как ни в чем не бывало мы будем сидеть пить чай с эклерами?
— Да, держи, — он протягивает мне коробку, — твои любимые.
— Я пойду. узнаю, где можно найти чай, — не верю своим глазам, ставлю на тумбочку эклеры, одеваю тапочки, выхожу в коридор.
На посту узнаю, что в больнице есть столовая, где имеется чайник, электрический. Медсестра протягивает мне стаканчики и пару пакетиков чая. Без труда нахожу столовую, завариваю чай, возвращаюсь в палату, где дедушка стоит у окна, что-то внимательно рассматривает. Увидев меня он быстро возвращается к кровати.
— Вот держи, — протягиваю ему стаканчик, — ночью нельзя сладкое, — говорю и откусываю эклер, — мм вкусно.
— Нам с тобой все можно, — дедушка пьет только чай, — я не люблю сладкое, ты же знаешь.
— Знаю.
— Умница наша.
— Как вы меня нашли? — говорю с полным ртом.
— Я тебе не оболтус, — улыбается, а у меня сердце сжимается при упоминании о нем, перестаю жевать, делаю глоток чая, — я бы тебя раньше нашел, просто не хотел злить и без того злого Дэмиса. И так он места себе не находил, — смеется, — и тебя не находил, то есть он напрочь перестал соображать, как и где можно тебя искать. Вел себя, как ребенок. Не хотел слушать ничего и никаго, никаких советов и подсказок. Он же умный, не маленький, сам все решит. Только, когда дело касается тебя, он перестает быть умным. И вот один звонок — и мы. то есть и я тут.
— А…
— Я не хотел, раньше. Хотел чтобы он понял, что так дела не делаются. Чтобы наконец до него дошло, что на эмоциях нельзя ничего говорить. Но блин. его ничем не исправить. Такой он. Дочка, он тебя очень любит. Мне ли не знать.
— Когда любят. не просят исчезнуть..- слеза катится по щеке, дедушка смахивает его рукой.
— Я же говорю, он псих. Еще он дико тебя ревнует.
— Ревнует?
— Он от ревности потерял разум, поверь.
— Но к кому? Дедушка, я не давала поводов. Да я обманывала, ну то есть как обманывала, притворялась не с собой. А в остальном я была честна с ним! А он, даже выслушать не захотел. И я правда его любила.
— То есть уже разлюбила?
— Нет, не разлюбила. Да кому нужна моя любовь.
— Выгляни в окно.
— В окно?
— Да, сейчас. Он ждет, там.
— Он там? За окном? Ждет.
— Да.
— А мы тут чай пьем с эклерами. А он там? — показываю пальцем на окно, все еще не веря своим ушам, — ждет?
— Ничего страшного, подождет. Ты выгляни, — помогает встать, я от шока и шага сделать не могу, — иди, подойди к окну. Только жалюзи подними. До конца.
Я шагаю к окну. Руки дрожат, сердце бьется бешено, я волнуюсь, как никогда в жизни.