Притяжение противоположностей
Шрифт:
А в это время их обнаружили. Пресса не оставляла Тая в покое, репортеры, которые следовали за ним по пятам, теперь почувствовали поживу, увидев их вместе.
Толпа напирала, посыпались вопросы, их почти прижали друг к другу. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и, открыв первую попавшуюся дверь, втащил внутрь. Это оказалась женская комната отдыха, но его это не остановило. Заперев дверь, он прислонился к ней спиной и пронзил Эшер взглядом, в то время как она стояла перед ним, напряженно выпрямившись.
Как и тогда, на корте, полчаса назад, они молча смотрели друг
— А ты не изменилась, Эшер.
— Ошибаешься.
Ну почему в его присутствии ее сердце так бешено колотится, что становится трудно дышать?
— Разве? — Он удивленно вздернул брови. — Посмотрим.
Он был очень несдержан в проявлении эмоций — разговаривая, жестикулировал, дотрагивался до собеседника. Она помнила его прикосновения — на своих руках, волосах, плечах. Именно его живость, темперамент влекли к нему неудержимо. Но и одновременно отталкивали. Сейчас, стоя так близко к нему, она удивилась, что он еще ни разу не дотронулся до нее, просто стоял и смотрел, как будто изучал.
— А ты изменился, — сказала она, — ты не спорил с судьями, не орал. Ни разу не бросил ракетку. — Ее губы изогнулись в легкой улыбке, и она добавила: — Даже после ошибки судьи.
Тай улыбнулся, немного иронически:
— Я завязал с этим уже давно.
— Вот как? — Она чувствовала смущение и неловкость от его близости и, чтобы скрыть волнение, передернула плечами. — Я не следила за твоими успехами.
— Полное забвение, так, Эшер? — тихо спросил он.
— Если хочешь. — Она бы ушла, но он загораживал выход, поэтому идти было некуда. Зеркала, висевшие над рядами раковин слева, отражали их обоих. Она повернулась так, чтобы не видеть их вместе, и повторила: — Так было надо.
— А что сейчас?
— Я снова собираюсь играть, — ответила она, чувствуя его запах, такой знакомый, от разгоряченного после игры тела — запах пота, победы и… секса. Ей было очень трудно сохранять выдержку, в ней поднялся вихрь запретных воспоминаний и желаний.
Она не смогла забыть их ночи, дни, дождливые утра. Он распахнул перед ней двери в запретный до этого мир и показал, что может быть в отношениях мужчины и женщины. Он сломал, усыпил ее бдительность. И она молилась про себя: «О, Боже, не позволяй ему дотронуться до меня сейчас». Она нервно сплела пальцы, и он, хотя и смотрел ей в глаза, сразу заметил и узнал этот жест. На его губах снова появилась улыбка.
— Начнешь с Рима?
Она с трудом удержалась от того, чтобы не сглотнуть ком в горле, и подтвердила:
— С Рима. Это будет начало. Без предварительных соревнований. Хотя прошло три года.
— Как твой коронный удар?
— Хорошо, — она вздернула подбородок, — никогда не было лучше.
Он неожиданно взял ее руку, и ее пальцы сразу стали влажными.
— Меня всегда поражала сила в столь хрупких руках. Качаешь руки?
— Да.
Пальцы его спустились к внутренней ложбинке локтя. Ему было приятно чувствовать бешеный ритм ее пульса, приятно, но с примесью горечи.
— Итак, — пробормотал он, — леди Уикертон снова покорит грацией зрителей.
— Миссис Вольф, — поправила Эшер. — Я вернула девичью фамилию.
Он остановил взгляд на ее руке, где не было кольца.
— Когда произошел окончательный развод?
— Три месяца назад.
— Жаль. — Его глаза потемнели от гнева. — Титул тебе очень шел. Мне казалось, ты прекрасно впишешься в роль хозяйки английского поместья. С дворецким, слугами и картинной галереей с портретами предков. — Он внимательно вглядывался в ее лицо, как будто искал подтверждение своим словам. — Ты рождена для этого.
— Тебя ждут репортеры. — Она сделала попытку его обойти, но он сжал ее пальцы.
— Почему, Эшер?
Он не сдержался, хотя и поклялся себе, что если встретит ее когда-нибудь, то не задаст этого вопроса. Но его гордость смыло волной эмоций, и вопрос вырвался, больно ранив обоих:
— Почему ты оставила меня таким образом? Почему сбежала и вышла замуж за этого проклятого англичанина, этого фата, не сказав мне ни слова?
Она не поморщилась, хотя ей было больно от его хватки, даже не сделала попытки вырваться.
— Это мое личное дело.
— Твое дело? — Она не успела ответить, как вдруг он схватил ее крепко за обе руки. — Твое дело? Мы были вместе уже несколько месяцев, как всегда, ты была ночью в моей постели, и вдруг новость — ты от меня сбежала с каким-то английским лордом! — Он с силой тряхнул ее, его благоразумие улетучивалось с каждой секундой. — Я узнал все от своей сестры. Ты даже не удостоила меня объяснением. У тебя не хватило совести объяснить мне все лично.
— Совести? — Она отпрянула от него, насколько это было возможно. — Я не стану обсуждать с тобой вопросы совести, Тай. — И замолчала, боясь, что у нее вырвутся слова, которые она поклялась себе не произносить. — Я сделала свой выбор, — отчеканила она, — и не тебе меня судить!
— Но мы были любовниками, — напомнил он сдавленно, — мы жили вместе почти полгода.
— Я была не первой, очутившейся в твоей постели.
— Ты прекрасно об этом знала с самого начала.
— Да, знала. — Она с трудом удерживалась от желания ударить его от бессильной ярости, которая росла в ней. — Я тогда сделала свой выбор. Как и еще один позже. А теперь позволь мне уйти.
Самообладание Эшер всегда восхищало и бесило Тая. Он знал ее лучше, чем кто-либо, даже ее отец, — и, уж конечно, лучше, чем ее бывший муж. У нее внутри могло все трястись от волнения, но внешне она оставалась невозмутимой и холодной. Ему захотелось трясти ее до тех пор, пока с нее не слетит напускное безразличие. Но еще больше, о, гораздо больше ему хотелось снова почувствовать ее вкус, смыть три года разлуки одним длинным и жадным поцелуем. В нем кипели желание и злость. Он понимал, что, если поддастся им, ему уже не остановиться. Рана еще кровоточила.