Притяжение
Шрифт:
— Я люблю тебя, люблю, — шептала я, перемежая поцелуи во влажную кожу, и слова. — Люблю, люблю.
Руслан молчал, но мне казалось, что тело под моими руками расслаблялось. Уходила скованность, и отрешенность. Он реагировал на мою близость, тихой дрожью, и участившимся дыханием. Сердце его всё разгонялось, заряжая меня своим драйвом. И я скользила руками по рельефному торсу, гладя и расслабляя его мышцы. Запутывалась пальцам в мокрой поросли волос, ласкала его спину губами, и шептала только одно слово: «Люблю».
Руслан, наконец, развернулся
Склонился, впиваясь тёмным взглядом, изучая пальцами мои губы, скулы, щёки, нос, глаза, словно он потерял зрение и сейчас узнавал меня на ощупь. Эта ласка, настолько была пронзительная, нежная, томительная. Проникала в самую глубь, теплой патокой, исцеляла, моё истерзанное, изболевшееся сердце. И оно оживало, убыстрялось и громыхало в груди. Хотела исцелить его, а исцелилась сама.
Руслан продолжал гладить моё лицо, убирая со лба намокшие пряди, и рассматривал, словно пытался что-то понять для себя.
Мы точно выпали из этой реальности, создав при этом свою, в которой не было никого, только мы, только шум воды, только эти влажные прикосновение, и соединение наших тел.
В глубине его тёмных глаз, теперь я отчётливо видела боль и тоску, не прикрытую ничем, потому что он решил быть со мной откровенным. Я видела, что ранила его, и ему больно. Моему сильному, порочному и циничному, падшему ангелу, больно. Он транслировал эту боль, через острожные касания к моей коже. Через нежные поглаживания шершавыми пальцами. Через гулкий бит сердца, и жар влажной кожи. Он безмолвно говорил, что истекает кровью от моих ударов, и избавить его от боли могу только я.
— Руслан, — я потянулась к его губам, но он остановил меня, обхватив ладонями моё лицо, проведя большими пальцами по щекам, стирая капли воды с лица.
— Я готов отпустить тебя, царица, — произнёс он.
И сказал это глухо, и тихо, но всё равно, что кричал мне в лицо.
Я задохнулась от той боли, что причинили мне его слова. От острой рези в груди, там, где билось сердце. Дыхание моё сбилось настолько, что я всё пыталась вздохнуть и никак не могла.
Смотрела в бесконечно тёмные глаза, с золотыми искрами ответной боли, и не могла дышать от того огненного шара, что расползался в груди.
Цеплялась за его руки, чтобы не упасть, потому что ноги внезапно оказались ватными.
— Прогоняешь? Опять? — вытолкнула из себя.
Руслан рванул меня на себя, и крепко прижал к груди, у меня только сдавленный всхлип вырвался. Его сердце, громко стучало точно под моим ухом, и голос гулко отразился в груди, когда он заговорил.
— Я многое могу пережить, царица. Многое стерпеть. Но только не твои страдания, не твою боль…
— Что ты говоришь? — я попыталась выбраться из его рук, но он не пустил.
— Совершенно очевидно, Вика, что ты переоценила свои возможности и силы. Тебе для счастья мало одного меня…
— Нет! Нет же! — я снова толкнула его, и опять безуспешно.
— Я готов бросить к твоим ногам весь этот лживый
— Нет, Руслан, — он, наконец, выпустил меня из своих объятий, — не говори так! Мне никто не нужен, кроме тебя!
— Правда? — криво усмехнулся он. — Никто? Ни твои родители, ни твоя дочь?
Я выдохнула, переводя дыхание, и честно говоря, не зная, что на это сказать.
— Вот видишь, — снова его губы сложились в грустную усмешку.
— Что, видишь? — крикнула я, совсем теряя самообладания.
Мой мозг лихорадочно работал, чтобы найти подходящий ответ. Чтобы убедить его, что он не прав, но ничего не шло в голову, и эмоции брали вверх.
— Прогнать меня снова хочешь? После всего, что было? Что есть?!
— Ты сама хочешь уйти, царица, — проговорил он.
— Да пошел ты! Не говори за меня! Если наигрался, то будь честным и скажи, что устал от меня!
Я отступила назад, чтобы горячая вода не заливала, и без того полыхающее лицо, смотрела на него не отрываясь, просто не веря своим ушам.
— Ты трус! Трус! — выпалила я, не дождавшись ответа, снова шагнула к нему под струи воды, и залепила пощечину, потом вторую. На третьей Руслан перехватил мою руку.
— Завязывай, Вика, — прорычал он.
— А то что? — я дёрнулась в его руках. — Что ты сделаешь?
Руслан только сжал губы, в линию, и ожесточённо на меня посмотрел.
— Ничего. Ведь больнее, чем сейчас, ты уже мне не сделаешь, даже если ударишь! — я начала выкручивать свои руки из его хвата, чувствуя, что мне катастрофически не хватает кислорода. И не смотря на то, что мне на лицо попадала вода из широкой лейки душа, я отчётливо чувствовала соль свои слёз.
— Ну что ты держишь? Ты же отпустил меня! Прогнал! Трус…
Следующие слова мне договорить не даёт прижавшийся к моим губам его обжигающе горячий рот.
Руслан сжимает меня так сильно, и ныряет языком так глубоко, что у меня плывёт сознание от резкой асфиксии.
Выворачиваться нет сил, и я только мычу, и пытаюсь кусаться, и тогда он жалит в ответ, тоже кусает. Больно и чувствительно, так что во рту появляется металлический привкус крови.
— Ненавижу тебя! — только и хватает меня, когда он даёт мне вдохнуть, отстранившись, и поглощает бешеным взглядом. — Говорил что любишь, а сам…
Он вжимается своим лбом в мой, держит руками мою голову, не даёт возможность для манёвра. И пристально смотрит, вдыхая наш разгорячённый аромат.
— Вика, я сталь! Я кремень, блядь! Но ты же ломаешь меня. Мнёшь, как тебе нужно! Да я, подыхая, слышал лишь твой голос. Видел лишь твои глаза. Я ни в ком в жизни так не нуждался, как в тебе!
— Тогда зачем? Почему прогоняешь? — всхлипнула я, снова разглядев на дне его глаз искры боли.
— Да потому что, я сто раз готов получить битой по башке, чем ещё хоть раз видеть, как ты страдаешь, не зная куда кинуться, ко мне или к родителям, или к Милане. Ты не можешь так, я тоже.