Притяжение

Ann Lee

Руслан практически отключатся от происходящего. Как бы он не храбрился, то, что происходит сейчас, его напрягает, но надо отдать ему должное, он послушно сидит рядом, и даже обнимает меня, сжимая в ладонях мои холодные пальцы. Просто он не здесь, чувствую это.

— Вы готовы, Виктория? — заходит врач.

Мужчина средних лет. Высокий и худой. В модной медицинской форме какого-то лилового цвета, с вышитыми на груди его фамилией и инициалами.

Жохов В.Н.

— Я ваш гинеколог Жохов Виктор Николаевич, — представляется он, учтиво

улыбается мне, потом переводит взгляд на Руслана.

— Вы, наверное, супруг?

— Да, — коротко говорит Руслан, даже не пытаясь проявить почтение и приветливость.

— Вы останетесь здесь, а я провожу Викторию в операционную, — и он шире распахивает дверь, в которой виднеется тёмный коридор. Слово я шагну в эту темень, из этой светлой палаты, и останусь там навсегда.

— Прошу вас не нервничайте, — видит он моё состояние, — всё будет хорошо.

Я смотрю на Руслана, и противоречиво хочу, чтобы он запретил мне это делать. Начал орать и материться. Сказал, что у меня отказал мозг, раз я решилась на такое. Но вместо этого он крепко меня обнимает.

— Я буду ждать здесь — говорит он.

И снова в голове: — «Я же этого хотела? Хотела… Хотела…»

Тёмный коридор, сменяется сверкающе белой операционной, со страшным столом с держателями для ног, и с резким запахом антисептиков.

— Мария, помогите пациентке приготовиться, — говорит врач, и ко мне подходит миловидная девушка, правда лица её я уже не вижу, оно скрыто маской. Их тут человек пять. Все без суеты выполняют свою работу.

Мария помогает мне раздеться, надевает медицинскую шапочку, заправляет волосы под резинку, помогает лечь на стол.

Ноги пока мне не задирают, и даже прикрывают простынёй. Меня бьёт озноб, и я всё никак не могу сосредоточиться на зудящей мысли, что бьётся где-то на задворках моего сознания.

Смотрю на белый потолок, и большую операционную лампу, в её многочисленных лампочках я вижу себя. Бледную, напуганную, с большими глазами, и закушенными губами. И вдруг в голове появляется образ Тимура, а потом и Миланы.

Дети мои. Несомненно, любимые.

И эти пятнадцать миллиметров, я тоже кажется, люблю.

Как же я смогу с этим жить, зная, что у них мог бы быть братик или сестрёнка. А я не дала ему шанса.

— Я не могу, — шепчу, — не могу, не могу.

Глаза наполняются слезами.

— Так Виктория, я ваш анестезиолог, меня зовут Роман. Сейчас я введу вам катетер, и по нему уже введу препарат, — говорит подошедший мужчина.

— А по какому поводу слёзы? — удивляется он и в параллель, делает то, что сказал, втыкает мне иглу в вену, и подсоединяет её к капельнице. — Не переживайте, всё будет хорошо, — открывает колёсико и жидкость из прозрачного мешка, неумолимо несётся к моей вене.

— Не делайте этого, — говорю, а перед глазами всё плывёт, я моргаю, но ничего не вижу.

— Я не хочу, не хочу! — мне кажется, я кричу, потому что в моей голове это звучит именно так. Мне нужно успеть сказать

им, что я передумала, пока я не отключилась, но губы будто занемели, а язык не слушается. Звуки вокруг расплываются, и перед глазами расползаются чёрные кляксы.

Нужно позвать Руслана, чтобы он забрал меня отсюда, и из последних сил я кричу.

— Руслан!

Мне кажется, что мой голос звучит высоко и тонко, и чем дольше он звучит, тем больше уже похож на свист. Он тянется и тянется, и мне, как ни странно хватает дыхания, так тянуть долго его имя, а потом я понимаю, что уже давно молчу, а звук, это эхо моего голоса, которое гуляет по пустой операционной. Я вдруг осознаю, что я одна, лежу под простыней, и никого нет рядом, и в животе у меня совершенно пусто.

Я открываю глаза, и мир вокруг вращается.

Где я? Что со мной?

С губ срывается стон. Я прикрываю глаза, но сосредоточится, не получается.

— Царица, — слышу низкий вибрирующий голос, совсем рядом.

Руслан.

И как только, я осознаю, кто рядом, моя память услужливо вываливает всё на меня.

Я задыхаюсь, от этого осознания. От значимости потери. Слёзы непроизвольно текут из глаз, и я громко всхлипываю.

— Вика, ну ты чего? — раздаётся озабоченное рядом. — Болит что-то?

Болит?

Да, у меня сердце болит и душа болит. Я по глупости убила своего ребёнка!

Я вдруг замираю. А и вправду, почему у меня нет не малейшего намёка на боль, там внизу. Понятное дело обезболивающие, но хоть какой-то дискомфорт должен же быть.

Я вновь открываю глаза и тут же встречаюсь с озабоченным взглядом Руслана.

— Руслан, — шепчу я и тянусь к его щеке. Она колючая и тёплая.

— Я просила их остановиться, я передумала…

— Просила? — усмехается он. — Да ты орала на весь этаж! Я чуть не поседел, пока несся в операционную.

— Орала?

— Орала, — подтверждает он, и, склоняясь, целует меня. И его губы, словно живая вода, воскрешают, будят, оживляют.

— Так они ничего не сделали, — с надеждой смотрю на него.

— На месте наши пятнадцать миллиметров, — говорит он, и гладит мой живот, — и даже наркоз ему не повредил.

— Слава богу, — выдыхаю, и опять со слезами, и притягиваю Руслана за шею, — Прости меня! Прости!

— Всё в порядке, — его голос вибрирует у меня в изгибе шеи, — мы резво начали. Мне стоило тебя выслушать, поговорить, я тоже не прав. Но я пиздец, как рад, что ты передумала.

— Спасибо, что дал мне самой это решить, — целую его в губы, потом в щёки и глаза. — Ты не представляешь, сколько для меня это значит, Руслан.

— Я люблю тебя, Вика, — говорит в ответ.

— Я люблю тебя.

12

— Мне, пожалуйста, салат с тунцом на гриле, запечённые мидии, крем-суп «Капучино», пасту с сёмгой, и какой-нибудь десерт на ваш выбор, — перечисляю я заказ официанту, даже не заглядывая в меню. — О, — спохватываюсь я, — и, конечно же, чай с малиной и базиликом.