Притяжение
Шрифт:
Это отрезвило бы меня сильнее, чем пощечина, и я бы перестала с такой жадностью впитывать каждый оттенок его голоса и каждую манеру поведения.
— Сосали ли мне в качестве благодарности за машину? — его губы вдруг улыбаются. — Ты спрашиваешь об этом? Или о том, жду ли я минета от тебя?
— Анекдот все-таки оказался смешным? — имею в виду его веселость.
Его улыбка становится тягучей, как жидкий мед.
В моем животе что-то плавится. Так же тягуче, как Кирилл скользит по мне взглядом, не торопясь с ответами, а когда это
— Я дарю женщине машину впервые. И я действовал не из корыстных побуждений, потому что уверен, ты отсосала бы мне и без нее.
Он прав, мы оба знаем, и весь этот разговор достаточно комичный, чтобы мне захотелось улыбаться.
— Надеюсь, ты особо на это не рассчитываешь… — произношу, чувствуя, как все в моей груди бурлит от новой улыбки на его лице.
— Ты меня ранишь, — говорит, снова став самим собой: серьезным и… взрослым.
В животе снова горячо.
Чувствую, как густеет воздух вокруг. Будто в тумане, вязну в шоколадно-карих глазах, обращенных на меня. В образовавшейся тишине нет никакой неловкости, она с неловкостью никак не связана. Это… потребность…
Кирилл встает, и я сглатываю слюну.
Как всегда с ним бывает, хочу отступить! От его энергии, от того, что вижу в его глазах. Не из-за страха, а потому, что боюсь обжечься, или потому, что боюсь, как бы эти ожоги не оказались слишком приятными…
В этот раз мне отступать некуда. Я просто выпрямляюсь в струну, не зная, куда деть руки, когда он оказывается ко мне почти вплотную, обдавая ароматом мужского парфюма.
Подняв подбородок, смотрю ему в лицо, видя, как приоткрываются его губы, когда смотрит на мои.
Сердце срывается на спринтерский бег. Я не знаю, чего хочу — дотронуться до этого мужчины, или чтобы он дотронулся до меня. Я не знаю, поэтому стою, будто чертова статуя. Как идиотка, уронив руки вдоль тела.
— Могу я тебя поцеловать? — знакомая хрипотца пускает мурашки по моему позвоночнику.
— Да… — отвечаю с легкой дрожью в голосе.
Лицо обнимают большие ладони.
Закрываю глаза, когда большим пальцем Кирилл поглаживает мою нижнюю губу. Надавливает на нее и чуть оттягивает вниз, заставляя мои губы гореть.
Его рот твердый и осторожный. Он исследует мои губы так вдумчиво и неторопливо, что я отвечаю машинально. Машинально увиваюсь за каждым их движением. За каждым касанием умелого языка, которым Кирилл гладит и ласкает, не пытаясь проникнуть внутрь.
Качнувшись, вжимаюсь грудью в твердую мужскую грудь. В ответ губы на моих становятся напористее. Поцелуй перестает быть нежным. Он становится жадным. Как и тогда, в тот вечер.
Мне не страшно!
Мне нравится так, что мой инопланетянин должен чувствовать бешеные удары моего сердца грудью.
Я издаю тихий стон, когда Кирилл сплетает наши языки. Сделав шаг вперед, впечатывает мои бедра своими в кухонный гарнитур. В живот врезается его эрекция, от которой меня подбрасывает, а потом я зажимаюсь. Становлюсь
На этот раз шарахаюсь не я.
Шарахается он, Кирилл.
Освобождает мои губы, убирает с лица ладони и шарахается в сторону!
Часто дыша, хватаюсь ладонью за шею и боюсь, что колени не выдержат моего веса, потому что они подгибаются.
Я чувствую отвратительный смрад отчаяния, ведь не хотела, чтобы Кирилл… останавливался… ведь не хотела?!
Он ерошит руками волосы, запрокидывает к потолку голову, вышагивая перед столом, и шумно дышит через нос. Его джинсы топорщатся в паху, и эта картина находит отклик в моем животе. Правильный. Тот самый, который должен быть. Я не сомневаюсь в том, что мое белье только что стало мокрым. Я хочу этого мужчину…
Отодвинув стул, Кирилл садится за стол и упирается в него согнутым локтем. Смотрит на меня тяжелым взглядом, постукивая по плотно сомкнутым губам кулаком, и произносит после полуминутной паузы:
— Расскажи мне.
— Что? — спрашиваю сипло.
— Что с тобой произошло.
Глава 19
Маша
Я не стыжусь того, что со мной произошло. По крайней мере, не так, как многие могли бы подумать. Суть всей моей терапии сводилась к тому, чтобы усвоить — я ни в чем не виновата. Не существует ничего, чем жертва домашнего насилия могла бы его заслужить. И я просто до тошноты ненавижу вопрос “за что?” со мной так поступали. Его задавали единицы, и сейчас я до тошноты боюсь его услышать.
Только не от него… не от Кирилла Мельника.
Это даже хуже, чем обнаружить в кармане его джинсов обручальное кольцо, которое он надел бы, как только вышел из моей квартиры. Вопрос “за что?” в его случае сделал бы наше дальнейшее общение невозможным. Я бы не смогла смотреть на него как прежде, после такого вопроса. Не смогла бы!
Отвернувшись, беру со стола тарелки с пастой и говорю:
— Мой бывший муж был неуравновешенным психом.
В тишине ставлю тарелки на стол. Одну для себя, вторую для своего гостя. Не глядя на него, иду к холодильнику, чтобы достать вино.
— Он тебя бил? — хрипловатый вопрос за моей спиной.
— Да, — принимаюсь возиться с вином.
— Помочь?
— Нет, — откапываю в ящике автоматический штопор.
Снова тишина, и она меня напрягает.
Я жду, зная, как он любит задавать вопросы.
— Этот шрам?..
— Да, — обрываю — В последний раз он избил меня до полусмерти. Потому, что я имитировала оргазм. Он и до этого подозревал, что я это делаю, а тут у него снесло крышу.
Подойдя к столу, плещу вино в бокал, стоящий перед Кириллом. Проливаю немного на белую скатерть, моя рука подрагивает. Кирилл протягивает свою и забирает у меня бутылку, наполняя второй бокал.