Приватный танец
Шрифт:
Итак, мы с мамой остались вдвоем. Она – со своим слабым здоровьем и мизерной зарплатой школьного библиотекаря. И я – со своим красным дипломом и бесконечным чувством ответственности. Ах, да! Был ещё младший братик, Марат. Которому следовало, после смерти отца, занять место главы семьи. Но, скорее наша соседка теть Люся скинет 50 кило и подастся в балерины, чем мой братишка наконец-то возьмется за ум.
Наоборот! Если при отце он еще как-то держался, то теперь совсем слетел с катушек. Чёртова наследственность, любовь к шальным деньгам
Боже мой, кто-то мечтает о братике, или сестричке… А я бы всё отдала, чтобы быть единственным ребёнком в семье. Ну, скажите мне, какого чёрта я в свои 28 всё еще подтираю его худосочный зад? А потому! Потому, что мне, ответственной и послушной девочке, с детства внушали эту чушь. С юных лет приучали заботиться о младшем братике.
Когда он родился, мне было 8, родители словно бы подгадали, решив подождать со вторым ребенком. Восемь лет – подходящий возраст! И почему бы вместо куклы не поиграть в «дочки-матери» с родным братом? Тренируйся, Марина! Когда-нибудь тебе это пригодится. Конечно! Сомневаюсь, что я вообще смогу завести собственную семью…
Итак, стараясь сохранять самообладание, я иду на встречу с Маратом, про себя гадая, куда он вляпался на этот раз. Кажется, меня уже ничем не удивить! Я бывала в полиции, в больнице, вытаскивала его за шкирку из каких-то подвалов, откачивала после приема чёрт знает чего. И всё в обход матери! Которая пребывает в счастливом неведении, думая, что сынок прилежно учится и получает пятерки. Едва ли! Если учесть, что его трижды выгоняли из института. Да и на кой ему этот диплом? Вряд ли он станет работать по специальности.
В последнее время в семье царила тишь и благодать. И это «затишье перед бурей» волновало меня куда сильнее, чем обычная, неспокойная чехарда. Марат говорил, что нашёл какой-то стабильный приработок, и даже удачно сдал сессию. А в последний раз, на день рождения, подарил мне (подумать только!) настоящие золотые часы. Можно было решить, что всё и в самом деле хорошо, но сердце-то не обманешь.
Вот и теперь, услышав его голос по телефону, я сразу поняла, что «соскучился» – не главная причина. Его нарочито веселый тон… Эта манера говорить в стиле Марата называлась «только бы пришла».
В парке людно. Молодые мамы с колясками неспешно прогуливаются по мощеным дорожкам, детвора гоняет голубей на площади у фонтана. Мелкие собачонки в модных комбинезонах резвятся на лужайках. Под ногами шелестит листва, воздух пронизан влажным терпким запахом осени. Я вдыхаю полной грудью, поправляю рюкзак и оглядываюсь.
Марат спешит ко мне с противоположного конца сквера. Высокий, худощавый, в куртке нараспашку и потрепанных джинсах. Непослушные кудри собраны в маленький хвостик на затылке, несколько смоляных прядей спадает на лоб. Широкой ладонью он отбрасывает их в сторону,
– Привет, Маринка! – звучит у самого уха его ломаный хрипловатый голос. Слишком много курит…
– Привет, – я высвобождаюсь из братских объятий и внимательно оглядываю его с ног до головы. Сразу замечаю новые кроссовки. Перевожу взгляд на лицо – улыбка до ушей, на удивление гладко выбрит.
– Что случилось? – задаю вопрос без всяких предисловий.
– В смысле? – Марат пожимает плечами.
Я недоверчиво смотрю, пытаясь поймать его взгляд. Но он, то и дело ускользает! Зрачки бегают взад-вперед, как маятник у настенных часов. Он словно бы ищет кого-то в толпе…
– Ой, Марат! Давай выкладывай! – несильно бью его кулаком в живот. Он притворно сгибается пополам. Вот же дурак! Затем выпрямляется, и, обхватив рукой мои плечи, уводит в сторонку от снующих под ногами голубей.
– Да все норм, Мариш! Почему ты вечно со своими подозрениями? Могу я просто потискать свою сестру?
Я закатываю глаза, запрокидываю голову, наблюдая, как кружатся в воздухе подхваченные ветром кленовые листья. А может и правда хорошо? Отчего я сразу, привычно думаю о плохом?
– Пойдем к озеру? – предлагает он, и мы сворачиваем на тропинку, ведущую к лесному озеру.
Здесь, в окружении деревьев, сразу становится тише. Гомон и детский смех остаются позади, а нас обступают высокие шершавые стволы берез, раскидистые кроны загораживают небо. Я чувствую, как мое разыгравшееся воображение постепенно успокаивается. Марат достает из кармана сигареты, прикуривает.
– Когда ты уже бросишь? – недовольно ворчу я.
Он улыбается с сигаретой во рту, смачно затягивается:
– От этого не умирают. Ты знаешь, что Уинстон Черчилль жил до 90 лет, при этом не выпускал изо рта свою трубку?
– Ну да, знаток, – я вздыхаю, – что нового?
Марат оживляется и, прикусив зубами фитиль, задирает куртку вместе с майкой, обнажая спину.
– Новая татушка, – демонстрирует он свежее, еще заметно припухшее по краям изображение.
– Ох, – я протягиваю руку и касаюсь рисунка. Сложно понять, что это. Сплетение завитков, букв и знаков начинается где-то под ребрами.
– Круто? – бросает он через плечо.
– Дешёвый способ выделиться, характерный для незрелой личности, – деловито изрекаю я.
– Ни фига не дешёвый! – возражает Марат, возвращая майку на место.
Под ногами шуршит листва, лесная подстилка мягкая и мокрая после недавнего дождя. Вдалеке поблескивает озеро. Чем дальше мы удаляемся от городской суеты, тем больше кажется, что мы за городом. Хотя, по сути, это уже нежилая зона. Там, за озером ютятся частные домики, а на берегу есть турбаза. Кажется, где-то здесь песчаный городской пляж, на котором летом яблоку негде упасть.