Привести в исполнение
Шрифт:
Руководитель спецопергруппы говорил негромко и внушительно. Хотя и он сам и все присутствующие знали, что заменить Буренко – дело вовсе не простое, тем более что любые подвижки нарушают стабильность группы.
– Моя позиция проста. – Врач мрачно смотрел в стол прямо перед собой. – Любая законная процедура, подчеркиваю – законная процедура, должна быть выполнена достойным способом. Какой-то ритуал: священник, последнее желание, известная всем атрибутика, торжественность…
Буренко поднял голову и обвел всех взглядом, в котором отчетливо читался вызов.
– Да, да, торжественность, –
– Вот даже как? – Викентьев не сводил с судмедэксперта пристального взгляда.
– Именно! Рождение – естественная процедура, запрограммированная природой. И сам появляющийся на свет мало что понимает, практически ничего. И ничего от него не зависит.
Теперь Буренко смотрел прямо в глаза второму номеру. Попов подумал, что Наполеон был для доктора отвлекающей фигурой, а главным оппонентом он считает руководителя группы.
– А здесь, – Буренко ткнул пальцем вниз, в направлении подвала, – происходит противоестественная процедура, весь ужас которой воспринимается… – он замялся, подыскивая слово, – приговоренным. Так разве не заслуживает он торжественного ритуала? А вместо этого – ночь, подвал, наручники, отобранный у бандитов пистолет…
– Да какая ему разница? – буркнул Наполеон.
– И вся процедура тайная, с душком предосудительности… Вот это мне и не нравится, хотя я участвую в работе вместе с вами. Ветеран прав – без этого не обойтись. Но все должно быть по-другому!
– Комендантский взвод, залп на заре? – спросил Викентьев.
– Человечество накопило большой опыт, к сожалению, и в этом страшном деле. Вполне можно перенять что-то более подходящее.
Буренко закончил непривычно длинную речь и откинулся на спинку расшатанного стула.
– Так вот, залп с некоторого расстояния чаще всего калечит смертника, – по-прежнему тихо продолжал Викентьев. – И его все равно приходится добивать выстрелом в голову в упор, ничего красивого в этом нет. А что касается мирового опыта… Гильотина? Гаррота? Меч или топор? Это отбросим сразу. Электростул, на котором жарят заживо иногда десять-пятнадцать минут? Газовая камера, где корчится удушаемый? Виселица, с которой традиционно связано обесчещивание, позор и отсутствие покоя там? – Викентьев поднял глаза вверх. – Или ядовитый укол в вену, против которого протестуют ваши коллеги потому, что он компрометирует медицинское ремесло?
Викентьев выдержал паузу, но Буренко отвечать не собирался.
– Только красиво и гуманно отправить человека на тот свет нельзя. И требовать от этого процесса эстетической формы – чистейшее чистоплюйство! Ассенизатор всегда пахнет дерьмом, а не французским одеколоном; но, если он не станет работать, дерьмом будем вонять мы все.
– К тому идет, – сердито буркнул Ромов.
– Я вам расскажу одну историю, доктор, – подался вперед Сергеев, и выражение его лица было не самым добродушным. – Наш товарищ, Женя Гальский, сейчас умирает от рака. Он не совершил ничего плохого, наоборот – четко пахал всю жизнь и был отличным парнем. Ваши коллеги выписали его из больницы на пятый день и поставили крест – для них его уже нет на свете. Парень
Сергеев облизнул пересохшие губы, а Попов разлил остатки водки.
– Пришлось мне поймать одного негодяя и вытрясти из него все что надо! У негодяев есть любые препараты и в любых количествах, без всяких рецептов, разрешений и печатей!
Сергеев нервно пристукнул ладонью, стол скрипнул, водка плеснулась в стаканах.
– Не хотите поморализировать на эту тему, доктор? Да насчет торжественности и ритуалов порассуждать?
В диспетчерской на миг стало совершенно тихо.
– Ладно, – сказал Ромов своим обычным тоном, – давайте за Женьку…
Субботник все-таки провели. Иван Алексеевич домовито наводил порядок в диспетчерской, Сивцев с Шитовым возились в гараже и подвале, Попов, Сергеев и Викентьев разбирали металлический хлам во дворе. Послонявшись по точке исполнения, к ним присоединился и Буренко. Григорьева на субботнике не было, да никто его и не собирался приглашать.
– Помогай, Васильич… – Второй, третий и четвертый номера с натугой тащили проржавевший задний мост какого-то допотопного грузовика, и в голосе Викентьева ощущалась неподъемная тяжесть ноши.
Врач с готовностью вцепился в округлое железо и, пыхтя, принял свою часть веса. После выяснения отношений он разительно изменил поведение: ни иронии, ни саркастических шуток – справный мужик, охотно выполняющий общественную работу.
– Вот так! – облегченно выдохнул Викентьев, когда мост с дребезжащим лязгом грохнулся в кучу металлолома. – Доктор – мужик здоровый! Давайте чуток перекурим…
Сплоченные общим трудом, четверо мужчин присели на сваленные у забора доски.
– Скажу Шитову, чтобы пригнал автокран, – раздумчиво проговорил руководитель «Финала». – А то совсем пупки порвем!
На крыльце диспетчерской появился Иван Алексеевич Ромов. Он отряхивал руки и подслеповато щурился на неяркое осеннее солнце.
– Что это аксакал высматривает? Нас, что ли, ищет?
Попов хотел привстать из-за горы ржавого железа и махнуть ветерану рукой, но Сергеев придержал за локоть.
– Посмотри кино…
Ромов целеустремленно просеменил к щели между диспетчерской и гаражом, согнулся, упершись рукой в колено, и пошуровал в черном проеме. Потом сделал какие-то движения ногами, притопнул несколько раз, будто собирался пуститься в пляс.
– Галоши подбирает, – сдерживая смех, пояснил Сергеев. – Ну умора! Михайлыч, может, оформим ему как спецодежду – по ордеру?
– Какие галоши? – по инерции спросил Попов, хотя тут же мелькнула неприятная, хотя и довольно правдоподобная догадка.
– С объектов! Федька с Петром их то в угол забрасывали, то в гараже прятали – везде находит!
Сергеев встал.
– Ай-ай-ай! Все видели! Неужели купить жалко?
Гигант перестал сдерживаться и от души расхохотался, таким веселым Попов его еще не видел.