Привидение-стажер
Шрифт:
— Значит, договорились, с утра и начнем. А если серьезно, я всем сердцем хотела бы сказать что-нибудь такое, от чего тебе стало бы сразу лучше, но ничего не придумывается кроме всяких глупостей.
В ответ он опустил руку мне на плечо, вернее то место, где оно находилась со словами
— Ерунда. Не надо ничего «такого» придумывать. Знаешь, Даш, обычно я никогда не жалуюсь на косноязычие, профессия все-таки обязывает, но сейчас кроме идиотского клише «хорошо, когда можно опереться на чье-то плечо» ничего в голову не лезет.
— Наоборот очень подходит — ты ведь на бетонный столб опираешься, а он действительно многое
— Да, ладно. Буду смотреть на сегодняшний день с другой стороны. Теперь мой жизненный опыт обогатился незабываемым зрелищем — когда еще увидишь, как бедную Мэрилин обозвала раскрашенной дешевкой Аня из Тамбова. В этом определенно что-то есть… идем домой?
Хм, эта была первая и последняя гадость, сказанная Женей в адрес Ани. А это тоже кое о чем говорило. Точнее, кое о ком. Так что и мой жизненный опыт обогатился за этот вечер, вернее почти утро. А Аня просто дура. Черт, и куда это меня понесло?
После такой нервозной ночи я, в виде моральной компенсации, не стала будить Женю. А он на полную катушку воспользовался этим, и только к часу дня проявился в районе кухни.
В надежде обойтись без вопросов я исподтишка бросала проницательные взгляды на рывшегося в холодильнике Женьку. Пока было ясно только одно — никакие душевные перипетии не могли повлиять на его аппетит. Да и в остальном выглядел он вполне адекватно. Но кто знает. Здравый смысл подсказывал мне, что надо говорить о чем-нибудь постороннем и не напоминать о вчерашнем.
Женька, тем временем, кивнул мне и спрятался с бутербродом и кружкой кофе за традиционной газетой, у него это называлось «вникать в обстановку». Я вообще не понимала, как можно поглощать такое количество периодики, а главное, как от этого можно получать удовольствие.
Он шуршал газетами и молчал. Я тоже, но при этом чувствовала себя на редкость скованно и неловко, как будто пришла навещать в больницу больного. Тогда тоже всем полагается делать вид, что ничего не произошло, и вести себя как можно непосредственнее и непринужденней. Но, чем больше стараешься, тем чопорней и искусственней все выходит. Через пять минут, не придумав ничего лучшего, я замороженным голосом заявила:
— Погода сегодня неважная — за окном, в самом деле, было пасмурно, и накрапывал противный мелкий дождик.
— Ничего удивительного — ноябрь на носу.
Тишина.
О чем еще говорить, я просто не знала.
— Может тебе тоже журнал развернуть? — кивнув на стопку глянцевой коллекции Макса предложил Женя.
Интересно, зачем дизайнеру по интерьерам собирать тонны женских журналов?
— Давай, там был наверху «Максим», я его не дочитала — начала я и осеклась.
— Что такое?
– Нет ничего, просто…
– Потому что в доме повешенного не говорят о веревке? Лучше сразу брось это неблагодарное занятие. А то тогда придется совсем замолчать. Тем более твое деликатное поведение выглядит очень подозрительно.
— Ты хочешь сказать, что обычно я веду себя бесцеремонно?
— Нет что ты, как ты могла такое подумать! В быту ты просто принцесса Диана воплоти!
— А почему замолчать?
— Очень просто — сначала не говорим о «Максиме», выкидываем шампунь от Гарнье. Потом не упоминаем о картах вообще, покере и стриптизе в частности, потом о джинсах, носках и прочей одежде; о Швейцарии, Германии и Европе в целом, о фотомоделях и, стало быть, женщинах, продюсерах и, следовательно, мужчинах, добавим сюда Мэрилин, и заодно все старое кино, и что у нас останется? К вопросу о запретных темах: где ты научилась так играть?
— Какой там секрет, просто у меня был хороший репетитор.
— А, тогда все ясно. — просветлел Женя. — Только уточним один момент, что сейчас так у всех принято? Может, я отстал от жизни и ничего не понимаю в проблемах современного образования?
— Ты заставляешь меня краснеть. Это у меня с музыкальной школой были проблемы. И если играть на гитаре с грехом пополам я и выучилась — выручало чувство ритма и память, то с пением дела обстояли совсем скверно. Но моя тетя и слышать об этом не хотела и настояла, что бы я занималась с репетитором. Им оказалась милая старушка-пенсионерка из соседнего дома. В первый же день она заявила мне, что петь я научусь только ко дню страшного суда, и то в роли бэк-вокала при иерихонских трубах. Но объяснять это тете, а тем более маме, которые считали, что я должна получить классическое образование, было бесполезно. В этом вопросе у них слух был еще хуже, чем у меня. Поэтому я исправно посещала Лилию Альбертовну. Но отведенное для музыки время мы проводили за покером. К которому, в отличие от пения, у меня неожиданно открылся талант.
— Так уж и неожиданно? Насколько я успел заметить, ты прирожденный спец по внезапным талантам.
И пока я размышляла, не отнести ли этот двусмысленный комплимент в разряд хамства и соответственно прореагировать, Женя добавил
— Черт, только что вспомнил — Макс возвращается утром в среду. Значит, нам предстоит срочная смена явочной квартиры — не хотелось бы еще и его с Кариной во все это впутывать.
— И куда теперь?
— В родные пенаты — шум с телом под балконами давно затих. Но перед этим надо все-таки покормить бедных рыбок и замести следы пребывания.
Реализуя эту программу-минимум, Женя носился с пылесосом, мыл посуду, и собирал разбросанные пожитки одновременно.
— Ненавижу две вещи — беспорядок на кухне и мытье посуды! — причитал Женька, наряженный в хромированный фартук, больше похожий на пуленепробиваемый жилет.
— И как ты это совмещаешь?
— Элементарно — пользуюсь одноразовой. А тут — просто кошмар какой-то! — он испустил горестный вздох, ожесточенно оттирая сковородку неправдоподобного размера, и добавил, бросив на меня укоризненный взгляд, способный усовестить даже закоренелого людоеда — А некоторые, тем временем, бессовестно развлекаются.
— Все равно ничего, кроме моральной поддержки, не могу тебе предложить. — ответила я, не отрываясь от увлекательного занятия — изменения цвета и длины ногтей.
— Жаль, нет гитары, а то, как недавно выяснилось, могла бы сыграть для поднятия боевого духа.
— Жаждешь приобщиться к искусству? Не переживай, если так хочешь, я тебе спою! — к тому времени я закончила эксперименты над маникюром, и с готовностью приняла позу оперной примадонны.
— Может не надо? Я, почему-то доверяю твоей Лилии Альбертовне. Или ты, верная своим обещаниям, решила все-таки вогнать меня в депрессию? — и, глядя на коварно щурившего глаза Женьку, ни за что нельзя было поверить, что он вчера сидел на мосту с видом надгробного памятника.