Привидение в кроссовках
Шрифт:
– Да почему? – не утерпела я.
Вика вздохнула:
– Помните, я говорила, что у старухи Алтуфьевой были всяческие фобии?
Я кивнула.
– Так вот, – продолжила Вика, – мать Татьяны Борисовны звали Дарья Ивановна, а в девичестве она носила фамилию Васильева. Из купцов была, не дворянка. Алтуфьева рано лишилась матери и ревностно оберегала память о ней. Доходило до смешного. Любая женщина с именем Дарья мигом превращалась для нее в друга. А уж если полная тезка, Дарья Ивановна Васильева, то Алтуфьева разом бы посчитала такую даму своей родственницей. Вот Ксюша и решила заявиться к бабке, показать
Я вспомнила, какой ласковой стала Татьяна Борисовна, услыхав мое имя, как она поцеловала меня на прощание, как велела заходить в гости, и сразу поверила Вике.
– И вы достали ей паспорт?
Девушка кивнула:
– Исключительно из дружеского расположения?
Виктория покраснела, но ничего не ответила. Впрочем, и так было понятно: небось Ксюша посулила за услугу кое-какие денежки.
– Когда вы принесли ей документ?
– За две недели до ее смерти, – пролепетала Вика, – она к бабуське сходила, письмо отнесла, вот ведь какой хороший повод для посещения нашелся. А когда отдавала бумажку, сказала, что ее зовут Даша Васильева. У них такая любовь началась. Только старушка никак «колоться» не желала, все вздыхала, приговаривая:
– Не сказала мне маменька ничего, но знаю, сокровище в доме.
Накануне гибели Ксения прибежала в салон крайне возбужденная и выпалила:
– Викуся! Я такое нашла!
– Брильянты! – заорала секретарша.
– Тише, – шикнула Ксюша, – с ума сошла, мы тут не одни! Нет, пока не алмазы. Но бабуська меня окончательно полюбила и показала нечто. Ну прикол! Сама она там сто лет не ходила, а я пробежалась и обнаружила еще один тайничок, в стене, а там бумажка с планом. Теперь все. Надо подумать, как изъять драгоценности.
– Подлей ей в чай снотворное, – посоветовала Вика, – бабуська задрыхнет, а ты пороешься где надо.
– Не так это просто, – протянула Ксюха, – все, к сожалению, далеко не просто. Борису Алтуфьеву принадлежал весь дом, целиком три этажа. А у Татьяны Борисовны осталась лишь квартира, правда, огромная, из трех комнат. Ее муж был авиаконструктором, таких людей коммунисты любили, поэтому Алтуфьева и имеет такую жилплощадь. Соображаешь, в чем проблема?
– Нет, – искренне сообщила Вика, – честно говоря, совершенно не понимаю!
– Клад находится на втором этаже, – ответила Ксюша, – а там сейчас расположен книжный магазин. Мне придется прийти к бабуське, дать той снотворное, а затем ночью спуститься в магазин.
– Как же ты это сделаешь и зачем поить бабку каплями? – удивилась Вика. – Или собираешься сквозь пол просочиться?
– Нет, – серьезно ответила Ксюха, – сквозь стену.
ГЛАВА 28
В магазин я явилась в полном недоумении. Что имела в виду Ксения, говоря о проникновении сквозь стену? Так и не придумав ничего путного, я поднялась в свой кабинет и решила временно выбросить из головы все мысли о драгоценностях. Тем более что голова принялась немилосердно болеть. Вспомнив, что внизу, в буфетной, имеется ящичек с лекарствами, я пошла в комнатку и нашла там бледную Свету, капающую в стакан валокордин. Резкий запах лекарства висел в воздухе.
– Тебе плохо? – насторожилась я, глядя, как девушка, сморщившись, наливает
– О господи!
– Может, врача вызвать? – совсем испугалась я.
– У меня ничего не болит, – отмахнулась продавщица.
– Зачем тогда валокордин пьешь?
– Вся изнервничалась.
– Покупатели довели?
– Нет, – ответила Света и замолчала.
Меня смутило ее поведение. Светочка, хоть и является старшим продавцом, начальником, так сказать, средней руки, на самом деле недалеко ушла от Маши. Ни по возрасту, ни по менталитету. Света говорит без умолку и о любой ситуации, возникшей в торговом зале, мигом докладывает либо Аллочке, либо мне. Причем, если мы обе на месте, Светик обязательно зайдет сначала в один кабинет, потом в другой. Заставить ее замолчать могут только чрезвычайные обстоятельства.
Вот Маня, например, лишается дара речи только тогда, когда термометр, засунутый ей под мышку, показывает сорок. Дочь укладывается в кровать и лежит тихо-тихо, а весь дом стоит от ужаса на ушах, потому что молчащая Маруся – это так же страшно, как показ балета «Лебединое озеро» по первому каналу в девятнадцать часов вечера.
Светочка из той же породы. Проходя по торговому залу, я всегда слышу ее звонкий голосок, перекрывающий ровный гул других звуков. Света ухитряется одновременно пересказывать содержание нового романа Марининой, объяснять дорогу в отдел научной литературы и отдавать распоряжения другим продавцам… И вот сейчас она молчит и пьет лекарство. Было отчего испугаться.
– Света, – сурово проговорила я, – как директор, требую немедленного рассказа! Что произошло?
– Вы не поверите.
– Говори.
– Смеяться начнете.
– Выкладывай.
Девушка тяжело вздохнула:
– Тут живет привидение.
Я так и подскочила.
– Откуда знаешь? Ты его тоже видела?
Света разинула рот:
– Что значит – тоже?
– Ну я встречала здесь по ночам фигуру, одетую в белое. Никому не рассказывала, честно говоря, предполагала, люди решат, будто я с ума сошла. А теперь выясняется, что оно и тебе показывалось.
– Нет, – покачала головой Света, – я его сегодня весь день только слышу. Воет и воет, прямо душу надорвало. Сначала у Шуры спросила, потом у Лили, но они ничегошеньки не замечают, а мне прямо тошно. Да еще Алла Сергеевна…
– Она тут при чем?
Светочка горестно вздохнула:
– Я подошла к ней в обед, попросила: «Отпустите меня домой, плохо совсем, мигрень начинается».
Естественно, Алла спросила:
– В чем дело?
Света рассказала о надрывающем душу вое, а заместительница директора отмахнулась:
– Не обращай внимания, тут в восьмидесятых годах, еще в старом магазине, повесилась в туалете на трубе одна из продавщиц. Вот с тех пор ее призрак здесь иногда и бродит!
– Глупости! – вспылила я.
– Ага, – обиженно протянула Света, – сами только что про фигуру в белом рассказывали. Значит, если вы видите нечто непонятное, то это призрак, а если я слышу вой, то все неправда?
– А ну пошли, послушаю вместе с тобой!
Мы пересекли торговый зал, совершенно пустой, потому что магазин завершил работу, дошли до стены, где стоял автомат, торгующий открытками, и Света спросила: