Привидение в кроссовках

Донцова Дарья

– Книжный магазин на Федосеева.

– Кому плохо?

– Васильева Дарья Ивановна, директор.

– Кто вызывает?

– Сама звоню, поторопитесь, сейчас умру!

– Ждите, – равнодушно уронила диспетчерша и отсоединилась.

Потекли минуты. В кабинет никто не заходил, то ли не было необходимости, то ли Аллочка, как все­гда, успешно решала все проблемы. Маруся с Лелей в школе, Зайка с Аркашкой разгуливают по Питеру, Александр Михайлович нежится в Таиланде, устроившись в тени кокосовой пальмы. Никто из них да­же и не подозревает, как мне плохо, ужасно, катастрофично…

Боль штопором ввинчивалась

в спину, одновременно подташнивало и хотелось в туалет, тело покрылось потом, ноги и руки дрожали, а «Скорая» все не ехала. Ей-богу, ее следует называть «Медленная» медицинская помощь.

Внезапно я сумела глубоко вздохнуть. Боль в пояснице исчезла, тошнота пропала, блаженное состояние нирваны охватило меня. Господи, как хорошо, ко­гда ниче­го не болит, какое счастье быть здоровой, хотя понимаешь эту простую истину, только занедужив.

Я сначала села, потом встала. В поясницу более не ввинчивался штопор, испарина исчезла, только слегка подрагивали ноги. Интересно, что такое приключилось со мной? Лад­но, не станем ломать голову над пустяками, что бы ни было, оно прошло без следа, испарилось. Значит, надо отменить вызов, я добропорядочная гражданка, и, если мне уже не нужна медицина, следует сообщить об этом. Вдруг из-за того, что бригаде придется ехать сюда абсолютно зря, кто-нибудь умрет, не получив помощи.

– «Скорая», девятая.

– Простите, – торжественно заявила я, – отмените вызов в книжный магазин по адресу улица Федосеева.

– Что случилось?

– Помощь ехала очень долго, она опоздала, больная более не нуждается в медицине.

– Дарья Ивановна Васильева более не нуждается в услугах врачей? – вежливо спросила диспетчер.

– Да, – подтвердила я, – помощь опоздала.

– Хорошо, – ответила девушка, – приму соответствующие меры.

Я легла на диван и закрыла глаза. Ниче­го не болит, но во всем теле ощущается невероятная слабость, да­же разбитость. Полежу тихонечко, авось пройдет, но усталость превратилась в каменную тяжесть, я сложила руки на груди, вытянулась и… задремала. Сквозь дымку сна послышался лязг и шорох. Потом чьи-то грубые, жесткие руки стали хватать меня за ноги, на палец что-то привязали… Пытаясь проснуться, я замычала, села и услыхала вопль:

– …черт-те что!

Возле дивана стоял плохо выбритый мужик в слишком коротком, грязном, ко­гда-то белом халате. В руках он держал бинт.

– … – повторил он, – ты жива?

– Ясное де­ло, – удивилась я и тут увидела, что с большого пальца моей правой ноги свисает бирка, вырезанная из куска клеенки.

Я посмотрела на рыжий прямоугольник, в полном изумлении прочитав надпись, выведенную фиолетовым фломастером, и обалде­ло спросила:

– Это что?

– Это всем мертвякам цепляют, – объяснил санитар. – Умерший говорить не могет. Вот и тебе привязал. «Дарья Ивановна Васильева». Только никак не пойму, ты что, живая?

– Хочешь, укушу? Сра­зу поймешь, что перед тобой не труп, – обозлилась я. – Что тут вообще происходит? Ты кто такой?

– Труповозка, – бесхитростно пояснил мужик, – вызов поступил, «Скорая» сообщила: на Федосеева, в книжном, лежит тело директора, Дарьи Ивановны Васильевой.

– Что?!

– А то, – вздохнул санитар, – поскольку место общественное, не личная квартира, мы тут же явились, прям как сивки-бурки.

Я только открывала и закрывала рот, не понимая, что происходит. Не успела кое-как привести мысли в порядок, как раздался крик и в кабинет влетела толпа красных, возбужденных продавщиц. Впереди, естественно, неслась возбужденная Света. Увидав меня, она остановилась, словно налетев на невидимую преграду, потом завизжала:

– А-а-а, идиоты, сволочи, мерзавцы! Бей их, девчонки.

Шура и Лиля мигом вцепились в двух довольно щуплых парней, вошедших следом за ними в мой кабинет. Юноши держали нечто, больше всего напоминающее гигантскую пластмассовую мыльницу оранжевого цвета. Ко­гда разъяренные непонятно почему девицы вцепились в мужиков острыми ногтями, парни выронили ношу на пол, и я поняла, что это та­кие странные носилки.

– Гадины, – шипела Света, целясь острым носком туфельки в одного из парней.

– Подонки, – вторила Лиля, яростно выдирая из головы другого пучки белесых волос.

– Ща мужу позвоню, шутники, – добавила Шура, пиная того, кто стоял возле меня, – ща мой Женька явится, ох и не завидую я вам, он человек горячий, мигом бетоном зальет и в болоте утопит.

– Сеня, – завопил первый парень, отбиваясь от Светы, – объясни этим козам!

– Что ты сказал? – подскочила Шура и, бросив трясти Сеню, кинулась к говорившему. – Мы козы? То­гда ты… козел!

– Ах так, – взвился парень, и началось.

До сих пор мне нико­гда не приходилось принимать участие в массовой драке. Опыта кулачных боев у меня нет, поэтому, поджав ноги, я в ужасе следила за разворачивающимися в кабинете событиями. Шесть тел сплелись в клубок. Изредка доносился разгоряченный мат и визг. На какую-то секунду в дверь всунулась завскладом Лидочка, но, увидав побоище, мигом скрылась. Минут че­рез пять я испугалась. Девчонки не ду­мали останавливаться, парни тоже вошли в раж.

– Немедленно прекратите, – пискнула я с дивана.

Сами понимаете, что мои слова не возымели никакого действия. Надо было вызвать милицию. Я потянулась к телефону, и тут дверь в кабинет с треском распахнулась, появились два милиционера и заорали:

– А ну, прекратили безобразие, живо!

Я удивилась, надо же, как стала работать вневедомственная охрана. Стоило подумать, а они тут как тут; фантастика, да и только.

Клубок дерущихся распался на составные части. Я оглядела участников битвы. У Светы разорваны блузка и колготки, у Лили разрушена прическа, Шурочка лишилась жемчужного ожерелья. Белые бусинки были раскиданы по всему помещению, парням пришлось хуже. У Сени под глазом наливался синяк, губа разорвана, у двух других санитаров – оцарапанные лица и выдернуты клочья волос. Одежда же у всех троих превратилась в лохмотья, словно парни дрались со львами, а не с тремя хрупкими девушками.

– Всем молчать! – рявкнул один из ментов, я посмотрела на него и тяжело вздохнула. По вызову опять прибыли Соловьев Дмитрий Юрьевич и Павел.

– Ну-ка, быстро, – велел Дмитрий Юрьевич, тыча в одного из парней, – имя, фамилия?

– Андрей Мосин.

– Почему дрался?

– Эти козы…

– Сам козел! – заорали девчонки.

– Молчать! – рявкнул Соловьев. – Продолжай.

– Эти козы…

– Сам козел!

– Эти козы…

– Дорогой Дмитрий Юрьевич, – робко предложила я, – мо­жет, пусть лучше девушки расскажут, а то Андрея на козах заклинило.