Привычка убивать
Шрифт:
Игорь постарался представить, что вот тут, под этими тихими сводами, в стойлах стоят лошади. И не получилось.
— А после революции тут свинарник был, — продолжал рассказывать священник. — И не простой, а свинарник НКВД. Элитные породы свиней разводили. Питаться же злодеям надо было. От допросов изуверских, наверное, уставали сильно… И так до войны.
Свиней тут тоже представить не получилось.
— А в войну что было? — спросил Игорь.
— А в войну сюда бомба попала. Но не взорвалась. Крышу пробила, упала, подавила несколько свиней и не взорвалась.
— А вы как сюда попали?
— Мой отец, когда сан получил, выбрал себе самый разоренный приход в Московской патриархии. И мне завещал так сделать, когда умирал. Я, когда сюда первый раз пришел, у меня даже руки опустились — тут стены полтора метра высотой были. Все травой поросло, собаки гуляют, свалка какая-то. И я стою посреди всего этого мусора в своей рясе. Ужас просто.
— А когда это было? — спросил Порогин.
— Три года назад. — Батюшка улыбнулся. — Что, трудно поверить?
— Да, теперь трудно. — Игорь удивленно оглядывался по сторонам. Тихо потрескивали свечи, пахло ладаном. Под потолком порхал неизвестно как сюда попавший воробей.
— И мне сейчас трудно. А тогда трудно было поверить, что будет так, как сейчас. Это ведь все на деньги прихожан. И руками прихожан. Кто тысячу даст, кто полторы. Кто сто рублей. А получился целый храм. С Божьей помощью.
— Что, они сами строили?
— Ну, не сами, конечно. — Отец Сергий вздохнул. — Но приходили каждую субботу и воскресенье. Службу отслужим под чистым небом, а потом берем в руки лопаты, носилки — и за работу.
— Как на субботнике? — Игорь улыбнулся.
— Да что-то в этом роде. Знаешь, когда выборы были, местный супрефект сюда рабочих направил, бесплатно. Стройматериала подкинули. Хотели здесь предвыборную агитацию проводить. Но я не дал. В храме только за одного кандидата агитировать можно, — усмехнулся батюшка. — Так он после этого взятку с меня вымогать стал, чтобы рабочие остались. А то грозил налогами задушить.
— Какими налогами? — удивился Игорь.
— Я и сам не знаю. — Священник пожал плечами. — Только он как начал копаться в бумажках, так получилось, что я больше должен, чем все строительство обошлось.
— Ну и чем кончилось? Дали? — тихо спросил Игорь.
— He-а. Я бы дал, но не умею. Противно. Так он рабочих решил убрать. И такая смешная история получилась.
— Какая?
Батюшка улыбнулся и покачал головой.
— Они уходить отказались. Нет, не все, конечно, но многие. Послали его куда подальше и остались. Я ведь, пока они тут строили, одного окрестил, другого обвенчал, троим детей окрестил. Потом из техникума ребята на практику ходили, красили тут все, побелку делали, остекляли. Так и остался этот супрефект ни с чем. С милицией даже сюда приезжал, грозился свет отключить и отопление. Но, видно, передумал. Тут ведь район вон какой большой, а церковь всего одна, да и то какая маленькая. Люди в праздник даже во дворе не помещаются… А теперь вот еще эта напасть…
— Скажите, — спросил вдруг Игорь, — а вы Игната Васильича, сторожа этого, давно знаете?
— Что? — Батюшка вздрогнул. — Вы на него грешите?
— Так давно или нет?
— Давно. Сколько я здесь, столько и знаю. Он тут мальчишкой еще при Воронцовых бегал. Да он сам этот храм и начал восстанавливать. Это же он меня позвал. Потом, когда стройка развернулась, сторожил стройматериалы. Его и подкупить хотели, и напоить. Даже побили два раза, чтобы кирпич украсть. А он все равно не дал. Так что даже и думать про это забудьте.
Игорю вдруг стало обидно.
— Простите, батюшка, — сказал он, встав со скамейки, — но у нас работа такая — подозревать. Я же не знаю, что это за старик. Он тут сторожил. Сразу в милицию не сообщил. Замок не сломан, значит дверь, скорее всего, отперли ключом. У него ведь был ключ?
— Да, был, ну и что? — Отец Сергий вдруг покраснел, как будто подозревают именно его. — Но разве можно грешить на этого человека только потому, что у него был ключ?
— Мне — можно. — Игорь примирительно улыбнулся. — Даже должно. Это моя работа. И я просто не могу верить людям на слово. Потому что сюда к вам люди идут, чтобы исповедоваться, говорить правду, а ко мне они идут, чтобы врать. Они мне врут, а я ловлю. Вот скажите, батюшка, к вам разве не приходили люди каяться в преступлениях, в которых они не признались нам? За которые посадить могут?
Отец Сергий опустил глаза.
— Вот видите. — Игорь вздохнул. — Вы должны верить людям, потому что вам так ваш самый главный начальник велел. А мне мой велел на слово никому не верить. Иначе бы все тюрьмы пустые стояли.
— Ну хорошо! — перебил Отец Сергий. — А разве к вам не приходили с повинной? Сами.
— Приходили. — Игорь ухмыльнулся. — Вот недавно один пришел. Признался, что по пьяни убил дружка. Потом испугался — и подругу тоже. Привязал их к батарее, облил бензином и сжег со страха.
— Грех какой. — Батюшка перекрестился. — Но ведь сознался же. Сам сознался. — Он с какой-то даже надеждой посмотрел на Игоря.
— Да, сознался. В убийстве. Но убил он их совсем не поэтому.
— А разве есть разница? — удивился священник.
— Есть. Он убил их для того, чтобы мы подумали, что это он сам — труп. А спрятаться хотел потому, что получил крупную партию наркотика. Не он, правда, а его шеф. Поэтому и признался, что рассчитывал, что его скоро вытащат. А наркотики эти уже начали раздавать детям в школах. Но мы их вовремя остановили.
— В школах? — Батюшка смотрел на Игоря глазами, полными ужаса.
— Да, именно. В четыре дозы приучается двенадцатилетний ребенок. А потом… Девочки — на панель, мальчики — воровать у собственных родителей. Я таких видел. И знаете, почему мы этих торговцев остановили — потому, что этому убийце не поверили. Как вы думаете, может, надо было все-таки поверить? Ведь человеку надо верить.
— Кесарю — кесарево… — тихо сказал отец Сергий, опустив глаза.
— Что это значит? — не понял Игорь.